Толстопузый только прорычал что-то нечленораздельное, затряс подбородками и уцепил меня за шиворот.
Минут за пять я дохромал до офисных помещений. Пророк трусил рядом, злобно ворча и косясь на меня единственным не слипшимся от краски глазом. Внутри охранник велел мне держать руки по швам, чтобы я ничего не заляпал. Открыл неприметную дверь с надписью "Подсобное помещение" и втолкнул меня внутрь. Замок щелкнул, и я остался один среди полок с туалетной бумагой, моющими средствами и половыми тряпками. Вот тебе и суперлига. Я в бешенстве вмазал здоровым кулаком в запертую дверь. На белой панели остался смазанный красный отпечаток.
Темная сторона
— Черт, ну и свинство! — блондинка в полицейской форме стояла в дверях подсобки, окидывая презрительным взглядом разоренное помещение и мою помятую фигуру. — А воняет! — она сморщила аккуратный носик. Выглядела панцирша зачотно. Если бы не ладонь на рукояти дубинки, я бы даже сказал сексуально — буфера так и рвались наружу из-под форменной куртки.
Внутрь просунулась голова напарника — мужика постарше с ершиком седеющих волос и печальной усталостью в глазах с опущенными книзу уголками.
— Эй, что ты с мальчишкой сделал? — повернулся он вглубь офиса.
— Я?! Ничего, — послышалось тяжелое топанье и мясистый череп жиробасины протиснулся между кепи полицейских. — Иисусе! — вместе с подбородками затряслись и слюнявые губы. Да, Виннипух, я в твоем домике без дела не сидел! — Ах ты ж дерьмо перкское[6], ты у меня тут языком все вылизывать будешь!
— Простите, что вы сказали? — напрягся седой.
Жирный сдулся не сразу, похлопал голыми веками, пока до него дошло:
— Я?! Ничего.
— Вот и я ничего не слышала, — подтвердила блондинка. — Успокойся, Томас. Это краска. Сам понюхай.
Седой засопел длинным носом. И тут на сцену выступил я:
— Да, краска. Этот садист меня поймал, когда я граффити рисовал. Облил из баллона, избил, собаку свою натравил. Вот, — я сунул под нос панцирям прокушенную руку, кое-как обмотанную туалетной бумагой. — Расист гребаный!
Томас засопел громче, аж крылья длинного носа раздулись; засверлил жиртреста взглядом инквизитора.
— Д-да врет он безбожно, — запинаясь, промямлил толстяк. — Он сам Пророку в морду брызнул. Может, пес теперь сдохнет от отравления. А ведь он — хорошая собака, просто работу свою выполнял! Слушайте, этих малолеток тут целая шайка была.
Значит, разглядел-таки, гад!
— Этот вот, самый мелкий, через забор полез, а остальные с той стороны его подзадоривали. Банда у них настоящая пер… эмигрантская, — поправился жиряй.
Седой перевел на меня задумчивый взгляд:
— Он что, украл что-нибудь?
— Н-нет, — тряхнул щеками охранник. — У нас не украл. Зато вот на соседней стройке постоянно то материалы, то инструменты прут. Точно, они!
— Ничего мы не крали! — возмутился я и тут же прикусил язык, да поздно было.
— Лассе, кого ты слушаешь, — раздраженно фыркнула блондинка. — Я этого пацанчика теперь вспомнила. Месяца три назад мы его с дружками у соседней школы паковали. Накуренные были в слюни.
Странно, а я ее чего-то совсем не помню. Даже буфера. Здорово, видать, меня тогда по первому разу пришвартовало.
— Ладно, мы его забираем, — решил Лассе, который по ходу был в связке плохой-хороший коп главным.
— А кто тут прибирать будет? — пискнул жиробасина, обводя пухлой лапой апокалипсис в подсобке. Ну да, я чуть психанул, когда не нашел на полках растворителя. А ты думаешь, приятно, когда краска тебе в трусы затекает и жопа слипается?
— Вот он и будет, на общественных работах, — ухмыльнулась блондинка. У, гестаповка!
— Какие работы, — говорю. — Мне вообще еще пятнадцати нету. Вы меня забирать права не имеете.
— Ты еще нас правам поучи, умник, — она потянулась, чтобы ухватить меня за плечо, но я увернулся.
— Грабли придержи! У меня отец адвокат! — не знаю, зачем я соврал, но блондинка притихла и руку убрала. Я ухмыльнулся в ее кислую морду, чувствуя, как из приоткрытой двери повеяло запахом свободы. И тут седой вздохнул печально:
— Мальчик, телефон достань.
— Зачем это? — насторожился я.
— Отцу звонить будем.
И вот тут я сломался. Стою, молчу, как кататоник. Короче, телефон в кармане нашли, вызвонили мать. Потом меня вели по длинному коридору. Оказалось, что Лассе хромает, кстати, на ту же ногу, что и я. Подумалось как-то отстраненно, что это наверное бандитская пуля. Ему бы к имиджу подошло. Только скорее всего панцирь просто связки растянул на пробежке.
6