И на данный момент достойным внимания Катерине Михайловне казался лишь один неразъясненный вопрос: загадочное появление семьи Ипатиных на картине, написанной в прошлом столетии. (Как ни старалась Василиса Андреевна, ей не удалось застращать Старшую из Киевиц некромантами… Куда больше Катерину пугал ее собственный новоявленный колюще-режущий взгляд!)
Что ж, поглядим… — сказала себе Катерина Михайловная и надела темные очки с круглыми стеклами, не желая искалечить кого-то своим излишне пристальным «поглядом».
Высокие двери мертвого киевского отеля поддались руке Киевицы и, шагнув за порог, Катя узрела совсем другой коленкор: сияющий, натертый до блеска холл одной из перворазрядных гостиниц старого Киева.
У стен стояли мягкие кресла и столики с огромными пальмами. Пол был натерт до сияющего блеска, и Катя порадовалась, что в ее осени XXI века нет ни дождя, ни луж, иначе, позабыв про галоши, она бы немедленно выдала себя грязным следом.
Судя по огромным, как свадебные торты, шляпкам дам, линиям корсета и высоте талий на облегающих фигуру платьях — здесь царил 1911 год.
Судя по тому, с какой готовностью восседавший в кресле увесистый генерал опустил газету «Киевлянин», а его сосед, по виду богатый фабрикант, принялся подкручивать ус — оба сходу вынесли вердикт по красавице Кате: «Да за такую мильон отдать не жалко!».
Но Катин взгляд лишь скользнул по ним, как и по раскидистым пальмам и по висевшему в холле объявлению, предлагающему всем гостям «Праги» в «бесплатное пользование театральные бинокли и зонтики от дождя», устремился к лифту… и стал задумчивым
На каком этаже проживает Вильгельм Котарбинский, Википедия даже не подозревала.
Катя направилась к стойке, за которой высился солидного вида усач в щегольском галстуке и белой манишке, чем-то неуловимо напоминающий «благородного отца» с аукциона.
— Я пришла к художнику, Вильгельму Александровичу Котарбинскому, — царственно объявила Катерина Михайловна.
Ее красота, стать, блеск драгоценных камней, как обычно, произвели впечатление — повелитель стойки и множества помеченных медными номеркам ячеек встрепенулся.
— Безмерно счастлив вам услужить. Акимка, проводи барыню к живописцу… да поторопись-ка! — сказал портье с едва заметным иностранным акцентом.
Юркий мальчишка в форме с блестящими пуговицами и тенью щетины, уже наметившейся над его верхней губой, быстро поклонился красивой барыне, вздрогнул, зарделся, повстречавшись с нестерпимо красивым Катиным лицом, и дернул кадыком, пытаясь отогнать наваждение.
«Даже очки не помогают, — отметила Катерина Михайловна. — Лучше бы надела густую вуаль. Нет, в вуали и очках — уже совсем перебор!»
— Соизвольте пройти-с со мной к подъемной машине, — засуетился Акимка,
Следом за Катей и мальчишкой в лифт оtis зашла веселая компания — два офицера и три дамы. Катя благоразумно повернулась к ним спиной, дабы избежать очередных армейских комплиментов.
— На крышу! — отдал приказ лифтеру штабс-капитан таким тоном, будто посылал беднягу в атаку, и продолжил, обращаясь уже к своим спутникам: — Это первейший вид на весь город, и сам ресторан недурен… рябчик прелестен! — от штабс-капитана пахло табаком, коньяком, березовым бальзамом Зеегера от выпадения волос и почему-то канифолью.
«Подъемная машина» остановилась. Акимка повел барыню по узкому коридору с одинаковыми белыми дверями в стиле модерн — в каждой из них было небольшое круглое окошко, делавшее отель похожим на огромный корабль… и Катя подумала, что всего через три года красивое и нарядное «судно» «Прага», на борту которого Вильгельм Котарбинский провел свою беззаботную киевскую жизнь, зайдет в темные воды Первой мировой войны, а еще через три — погрузится во мрак революций.
— Вот-с его нумер, извольте… прикажете постучать?
— Нет, можешь идти.
Катерина наградила подростка прихваченной монетой царских времен — Акимка взглянул на великодушный дар, но, кажется, даже не оценил ее щедрости.
— Не гневайтесь, барыня, великодушно простите за дерзость, — дрожащим голосом вымолвил он, — но вы самая-самая прекрасная дама, какую я видел и… от того, что вы слепая, вы только еще красивей!
— Слепая? — с облегчением рассмеявшись, Катерина Михайловна сняла очки. — Ступай, ступай, — наказала она Акимке, восхищено уставившемуся на прозревшую барыню.
Он попятился, силясь оторвать от нее взгляд.
Насколько Катя знала, в 1911 году слепые еще не носили темных очков, как не носили их и красивые дамы.
Но своим предположением мальчишка опередил время, точно так же, как и Катя, заявившаяся в темных очках, которые, не без помощи Коко Шанель, войдут в дамский моду только несколько десятилетий спустя…