И внезапно показалась Катерине невыносимо противной — она ощутила неконтролируемое желание ударить ее. Или…
Попросту проверить на ней свою силу!
После встречи с Котарбинским Катя успела забыть о своем новом даре, но сейчас вновь ощутила, как ее глаза наливаются гневом и ядом.
Катя почти увидела, как белые стены мастерской становятся красными от человеческой крови. Кровь ударила в голову. Алая злость ослепила глаза.
Невероятным усилием воли Дображанская взяла себя в руки.
— Мирослав, мы уходим, — сухо сказала она. — Так я могу сфотографировать картину?
— Я назвала свое условие. Фото в обмен на набросок. — Теперь художница поцеловала взглядом Мира. Она явно любила лишь очень красивые вещи.
— Он согласен, — решила за него Катерина. — Мир, подождешь меня здесь? Через час я вернусь и принесу пару любопытных вещиц на обмен. У меня тоже есть одно занимательное колечко… — Смертельная казнь для художницы была заменена принуждением с помощью кольца-одолень-травы. — Не сомневаюсь, оно вас переубедит.
— Катя, ты офигела во-още? Куда ты опять убегаешь? Так нельзя! Уже Мамки пришли! Где Маша? Где Мир? Присядь на минуту… — Дашины щеки раздулись, но не от возмущения — она как раз дорвалась до остывших вареников и лопала их теперь за обе щеки.
Готовила Глава Киевских ведьм так же хорошо, как и колдовала, любила повторять, что умение варить годное зелье начинается с умения приготовить борщ, а настоящий украинский борщ нужно готовить как приворотное зелье — в том и состоит его особый рецепт.
И, похоже, вареники Василиса лепила по тому же приворотному принципу.
— Акнил, хот ты ей скажи… — громко проворчала Чуб сквозь последний наспех дожевываемый вареник, — Катя, ты в окно хоть смотрела? У нас гости уже на пороге балкона!
И Катерина Михайловна понимала, что в данном случае Даша Чуб совершенно права: Башню Киевиц накрыло шерстяным колпаком, стекла балконной двери стали совершенно белыми, туман окончательно съел Город…
Но Дображанская ничего не могла поделать с собой — ее лихорадило:
— Я должна… ненадолго… Я успею вернуться на посиделки с Мамками. Ведь ко мне пришла мама. Приходила… Или она до сих пор здесь, не знаю. Я не могу пропустить встречу с ней!..
— Но бриллианты важней? — зафиналила Чуб. — Да сядь ты! — наконец прикончила вареник она. — Наша некромантка пыталась напасть на своего жениха. Точней, ее дух, поскольку она умерла. — Даша отставила пустую тарелку и с неподдельной любовью взглянула на продолговатое блюдо с жареной уткой. Любви суждено было стать взаимной. Но не сейчас. Чуть позже.
— Как умерла? — моргнула Катя. — Как именно? Когда она успела?
— Пока неизвестно…
— Известно одно: после смерти она не перестала убивать, — сказала Акнир. — Как я уже говорила, мертвые некроманты порой страшнее живых. Ирина продолжает нападать на тех, кто любил ее, — сначала на отца, теперь на Егора…
— И все-таки странно, — Катя нервозно затопталась на месте, поглядывая то на дверь, то на часы в телефоне, — если она так плоха, почему Котарбинский поначалу рисовал ее суть такой ангельской? Что он желал этим сказать? Он видел мою маму, он верно видит сущность людей. У мамы были крылья… бабочки, — Катерина взяла со стола уже подаренную Маше бабочку-брошь, внимательно вгляделась в нее и изумленно прищурилась. — И почему Ирина — утопленница, если она не утопла? Вы говорите, Водяница не знает ее.
— Ее нет среди вил, — признала Акнир.
— И что тогда значит церковь над темной водой? — спросила Катя.
— Не знаю, — ведьма смотрела на экран ноутбука, уже демонстрировавшего сделанный Катей снимок «Тайны». — В Киеве нет такой церкви. И никогда не было. Похоже на полный тупик.
— Но мы видели сами: Ирина обернулась туманом, — сказала Даша. — Что, если она все же утонула? У этой церкви, — ткнула пальцем в картинку она. — Просто эта церковь не в Киеве. И, отлетев накануне Дедóв, ее душа сразу стала туманом… И еще не прошла круговорот и не стала водой. Не успела вернуться в царство воды? Ты, вообще, в курсе, — вопросила она Катю, — что вода — переход в мир мертвых?