— В смысле, хорошеньких девушек? — перестала понимать ее Чуб.
— В смысле, покойников. Душечки — души милых тебе людей, — растолковала дочь Киевицы.
— Это такой древнеславянский языческий праздник?
— Не только славянский и не только языческий. Многие отмечают дни мертвых в конце октября — начале ноября, хотя и называют по-разному. Христиане празднуют родительскую субботу перед 26 октября. Кельты отмечали в ночь с 31 октября на 1 ноября и называли этот праздник Самхейн. А сейчас его называют Хэллоуином. Ты знаешь, в этот день в Америке дети переодеваются во всякую нежить, ходят по домам и клянчат: «Trick or Treat!»
— «Проделка или угощение!».
— И не знаю, как американцы, а наши предки, славяне, точно знали, если на Бабы́ да Деды́ не угостить своих Душек, они устроят тебе дурную проделку. Обидятся на невнимание, нашлют на тебя хворь и тоску, беду на дом, падеж на скотину…
— На скотину? — занервничала Даша. — А кошки считаются?
— На Мамки кошек удаляют из дома. Кошки не выносят ни духов, ни призраков, бросаются на них, как на мышь. Это инстинкт.
— То-то наши кошки куда-то сдрыснули утром.
— Значит, к вам уже кто-то пришел…
— Белая Дама! — подорвалась Даша Чуб. — Я сама позвала ее. А мы ей вместо угощения — дулю. Что же теперь?
— Ничего. Я сказала: на исполнение обряда — 14 дней и Василиса вам поможет. Вы все равно собирались готовить что-то на день рождения Маши. Кстати, — резко умерила пафос Акнир, — что ты ей подаришь?
— Еще не знаю.
— И я. А я ведь Помощница Главы Киевских ведьм, я обязана принести дар Киевице. — обеспокоилась ведьма. — А Катя придумала?
— В процессе пока. Пошла на аукцион покупать картину художника, который расписывал Владимирский.
— Значит, сегодня аукцион «Licorne», — Акнир открыла свой ноутбук.
— А ты откуда знаешь?
— А он у нас только один такой…
Ведьма села к компьютеру, щелкнула мышкой, и Даша увидела на экране небольшой, заставленный стульями зал старинного особняка.
— Это чё, онлайн? — восхитилась Землепотрясная. — О, смотри, смотри, в третьем ряду наша Катя! Вот стерва, какая она у нас все же красивая… А ты в курсе, — повернулась она к Акнир, — что мама ее красивой во-още не была. И папа, и бабушка с дедушкой тоже. А прабабушка — вообще уродина типа. Она одна такая в роду… Везет же некоторым!
— Или наоборот — не везет, — сказала юная ведьма.
Глава вторая
Два ангела
— Рад вас видеть!
Едва Катерина Дображанская взяла со стола каталог, рядом с ней образовался хозяин Аукционного Дома — Вадим Вадимович Водичев. Избранных, посещавших его антикварные аукционы в маленьком дореволюционном особнячке над Подолом, было немного, и он считал своим долгом обхаживать каждого:
— Жаль, что вас не было в прошлый раз.
Левый глаз хозяина прикрывала черная шелковая повязка. Одни говорили, что в молодости он чересчур увлекался опасной охотой и в одиночку ходил на медведя, другие — что в 90-е он был далек от антикварного бизнеса и водил близкое знакомство с известным криминальным авторитетом Ангелом, иные судачили, что он просто интересничает, желая привлечь внимание прессы. Но дороговизна вещей, с которыми он имел дело, мешала Кате уличить его в столь дешевом пиаре.
— Однако сегодня я не сомневался, что вы придете, — сказал Вадим Вадимович.
— Отчего же?
— Вильгельм Котарбинский, — хозяин выговорил фамилию так смачно, словно успел облизать языком каждую букву. — Мистическая личность. Один из ярчайших символистов стиля модерн. Модерн, — произнес он так, словно был влюблен в это слово и собирался сделать ему предложение на днях. — Ваше пристрастие.
— Хотите сказать, мой бзик? — саркастично спросила Катерина. — Об этом уже знают все?
— Круг истинных ценителей живописи очень узок.
— Признаюсь, я не жалую живопись, — сказала Дображанская.
— А как же акварель княжны Ольги Романовой, которую вы купили у нас?
— Просто я знала ее лично. И у меня сохранились хорошие воспоминания о ней.
Хозяин встретил ее шутку[2] положенной улыбкой и вежливо погладил взглядом Катину золотую бабочку-брошь.
— Отменная вещь. Стрекозы и бабочки — два главных символа модерна. Насколько я знаю, бабочки символизировали женскую душу. Но, боюсь, сегодня у вас есть соперница, — он улыбнулся, приглашая Катю взглядом налево.
У обитой темно-синим шелком стены стояла молодая огненноволосая дама в маленьком черном платье. На ее шее висел заключенный в нарочито простую оправу неприлично огромный бриллиант размером с голубиное яйцо. На придерживающей раскрытый каталог правой руке сиял перстень с бриллиантом цвета утренней зари. Но больше всего Катю пленили ее серьги — 15-каратные бриллианты чистой воды.