Дилейни сделал небольшую паузу. Посмотрел налево. Потом направо.
– Ты полон дерьма.
– Теоретически такая возможность есть всегда.
Ричер больше ничего не говорил. Дилейни огляделся по сторонам – старая кирпичная кладка, начавшая подгнивать от сажи и дождей. Дверные проемы. И окна. Одни с целыми стеклами, другие разбитые, третьи и вовсе зияли пустыми глазницами, лишившись даже рам.
Одно из таких окон находилось в старом выставочном зале. На высоте груди, над тротуаром. Примерно в девяти футах от них. Немного позади левого плеча Дилейни. Классическое положение. Оно очень понравилось бы пехоте. Оттуда отлично просматривался весь квартал.
Дилейни обернулся, посмотрел на окно – и стал отступать, точно краб, продолжая держать Ричера на прицеле, но постоянно оглядываясь через плечо. Он подошел почти вплотную, преодолел последнюю часть дистанции по диагонали, отклоняясь назад, одновременно пытаясь не выпустить из поля зрения Джека и заглянуть внутрь. Встал у окна, продолжая смотреть на Ричера. И сделал шаг назад. Оглянулся через плечо, налево, потом направо. И ничего не увидел.
Тогда он развернулся, быстро, словно собирался тут же занять прежнее положение, на секунду оказался лицом к зданию, приподнялся на цыпочки и уперся ладонями в подоконник, положив на него руку с «Глоком», застыв на мгновение в неудобном положении, потом вытянул голову вперед, чтобы как следует рассмотреть, что находится внутри.
Длинная рука сжала его шею и потянула внутрь. Вторая схватила кисть с пистолетом. Третья вцепилась в воротник пиджака и затащила в темноту.
Ричер ждал в кафе с кофе и пирогом, за которые заплатил полицейский департамент округа. Через два часа за ним зашел полицейский в форме и отвез в Уоррен, чтобы Джек забрал конверт цвета хаки, где лежало все его имущество – паспорт, банковская карточка, зубная щетка, семьдесят долларов и семьдесят пять центов четвертаками, а также шнурки. Парень отчитался за все и протянул вещи Ричеру.
– Они нашли тридцать тысяч, – сказал он. – Дома у Дилейни, в холодильнике, завернутые в фольгу с надписью «Бифштекс».
Потом молодой полицейский ушел, а Джек завязал шнурки. Затем рассовал все по карманам, допил кофе и встал, собираясь уйти.
В кафе вошел Аарон.
– Уходишь? – спросил детектив.
Ричер сказал, что да, уходит.
– И куда направишься?
Ричер сказал, что понятия не имеет.
– Ты подпишешь свидетельские показания?
Ричер сказал, что не подпишет.
– Даже если я тебя вежливо попрошу?
Ричер сказал, что нет, даже и в этом случае.
– А что бы ты стал делать, если б я не поставил своих людей за тем окном? – спросил Аарон.
– К этому моменту он уже начал нервничать, – ответил Ричер. – Он был готов совершать ошибки. У меня обязательно возникли бы дополнительные возможности. Не сомневаюсь, я что-нибудь придумал бы.
– Иными словами, у тебя не было никакого плана. Ты все поставил на то, что я хороший полицейский.
– Только не надо делать из мухи слона, – сказал Ричер. – Если честно, я пришел к выводу, что в лучшем случае это пятьдесят на пятьдесят.
Он вышел из кафе и зашагал из города, к перекрестку, где ему пришлось сделать выбор: направо или налево, по дороге округа, на север или на юг, в Канаду или Нью-Гемпшир. Ричер выбрал Нью-Гемпшир, остановился и поднял вверх большой палец. Через восемь минут он сидел в «Субару» и слушал, как водитель рассказывает ему о таблетках, которые он принимает, чтобы избавиться от боли в спине. Ничего лучше просто не найти. Замечательное средство, сказал парень.
Второй сын
В жаркий августовский четверг 1974 года пожилой человек в Париже сделал то, чего никогда не делал прежде: проснулся, но не встал с постели. Он не смог. Его звали Лоран Мутье, вот уже десять дней он чувствовал себя паршиво, а последние семь – совсем плохо. Руки и ноги казались тонкими и слабыми, а грудь будто наполнял застывший бетон. Мутье знал, что происходит. По профессии он был мастером по ремонту мебели и теперь превратился в один из предметов, которые ему приносили клиенты: прогнившая и безнадежно слабая фамильная собственность. С ним не случилось ничего конкретного. Просто все сразу перестало функционировать. И ничего тут не поделаешь. Приближалось неизбежное. Поэтому Мутье терпеливо лежал, хрипло дышал и ждал домработницу.
Она пришла в десять часов и не выказала особого удивления. Большинство ее клиентов были старыми людьми, они периодически умирали, и у нее появлялись новые. Она позвонила врачу и в какой-то момент ответила на вопрос о его возрасте – Мутье отчетливо услышал, как она сказала: девяносто, покорно и в то же время удовлетворенно, что очень о многом говорило, словно в одном слове помещался целый абзац. И он вдруг вспомнил, как стоял в своей мастерской, вдыхая пыль, клей и лак и глядя на какой-нибудь жуткий рассыпающийся шкафчик. «Ну давайте посмотрим», – говорил он, хотя уже мысленно решил от него избавиться.