Они приехали в аэропорт, когда уже стемнело и похолодало. Жози обняла Стэна и поцеловала, затем обняла и поцеловала Джо, потом пришел черед Ричера. После объятия и поцелуя она отвела его в сторону и прошептала на ухо длинное быстрое предложение. И одна направилась к стойке, где стояла очередь на регистрацию.
Стэн и мальчики поднялись по длинной внешней лестнице на смотровую площадку. На бетонированном взлетном поле дожидался разрешения на взлет самолет японских авиалиний, его освещали прожектора и окружали обслуживающие транспортные средства. К передней двери вел трап, двигатели медленно работали. За взлетной полосой открывался ночной вид на южную половину острова, но из-за большого расстояния они не видели свою длинную забетонированную улицу, в милях на юго-западе. Неподалеку светилось десять тысяч маленьких огоньков. Костры на задних дворах, пламя каждого ярко мерцало у основания, посылая высоко в небо тонкие струи дыма.
– Ночь мусора, – сказала Стэн.
Ричер кивнул. На каждом острове, где ему довелось побывать, были проблемы с мусором. Еженедельное его сжигание стало стандартным решением вопроса для всего лишнего, в том числе остатков пищи. Традиция в каждой культуре. Все знают, что слово «костер» произошло от слова «кости». За их душным домиком стояла маленькая мусоросжигательная печь.
– На этой неделе мы уже опоздали, – сказал Стэн. – Жаль, что мы не знали.
– Не имеет значения, – сказал Джо. – У нас еще не накопилось мусора.
Они ждали, все трое, наклонившись вперед и поставив локти на перила. Потом внизу появилась Жози, среди примерно тридцати других пассажиров, прошла по бетону, а перед трапом повернулась, помахала им рукой, поднялась наверх и скрылась из вида.
Стэн и мальчики смотрели, как самолет взлетел, начал набирать высоту, накренился, а вскоре исчезли даже габаритные огни, и они уже не слышали шума двигателей. Тогда они спустились по лестнице, шагая рядом друг с другом. Домой пошли пешком – привычка Стэна, когда рядом не было Жози, а расстояние не превышало восьми миль. Два часа быстрого броска. Ничто для морского пехотинца и дешевле, чем на автобусе. Стэн был ребенком Великой депрессии, хотя его семья из Новой Англии, всегда бережливая и экономная, жила так и во времена изобилия. Никаких лишних расходов, ничего не хотеть, все чинить, никогда не выделяться. Его отец прекратил покупать новую одежду после того, как ему исполнилось сорок, посчитав, что все, чем он владеет сейчас, его переживет, а так рисковать – безрассудное сумасбродство.
Костры уже почти догорели, когда они вернулись на свою улицу. В воздухе висел дым, и даже внутри душного маленького дома ощущался запах пепла и сгоревшего мяса. Они сразу отправились спать, накрывшись тонкими простынями, и уже через десять минут наступила полная тишина.
Ричер спал плохо. Сначала ему приснился сон про деда, свирепого старого француза, почему-то лишенного конечностей, вместо которых он пользовался четырьмя ножками от стола, перемещаясь с их помощью, точно предмет мебели. Потом, рано утром, его разбудил шум, поднятый каким-то невидимым существом на заднем дворе, кошкой, или грызуном, или птицей, питающейся падалью; затем, значительно позднее, дважды звонил новый телефон. Он знал, что мать еще не долетела до Парижа, а если б произошла катастрофа по пути в Токио, им о ней уже сообщили бы. Значит, что-то другое, поэтому Ричер проигнорировал звонки и спал до девяти часов, что было для него поздно.
Он нашел отца и брата на кухне; оба молчали и были так напряжены, что Ричер счел это чрезмерным. Не приходилось сомневаться, что дед Мутье – классный старик, но у любого девяностолетнего человека срок оставшейся жизни ограничен по определению. Никаких сюрпризов. Рано или поздно человек должен умереть. Никто не живет вечно. Он уже выиграл все пари. Господи, деду исполнилось двадцать, когда полетели братья Райт…
Ричер заварил себе кофе, потому что он любил более крепкий, чем остальные члены семьи, сделал тост, насыпал хлопьев, поел и выпил кофе, но с ним так никто и не заговорил.
– В чем дело? – наконец спросил он.
Глаза отца опустились, медленно повернулись, точно жерло пушки, и остановились на столе, в футе от тарелки Ричера.
– Утром звонил телефон.
– С мамой всё в порядке?
– Да. Дело не в ней.
– Тогда что?
– У нас неприятности.
– У всех?
– У меня и Джо.
– Почему? – спросил Ричер. – Что случилось?
В этот момент кто-то позвонил в дверь, поэтому он не получил ответа. Ни Джо, ни отец явно не собирались вставать, поэтому Ричер поднялся из-за стола и направился в коридор. Приехал тот же курьер, что и вчера. Они повторили уже знакомый Ричеру ритуал. Курьер распаковал коробку и забрал ее, чтобы унести с собой, предварительно вручив Ричеру тяжелую бобину с электрическим кабелем не меньше ста ярдов. Бобина по размеру не уступала автомобильной покрышке. Кабель предназначался для домашней электропроводки, вроде «Ромекса», тяжелый и жесткий, обшитый серым пластиком. К бобине на короткой цепочке крепились кусачки.