— Я знаю. Я должен был встретиться с моим братом.
— Здесь, в городе?
— В паре часов от города.
— Тебе лучше отправиться туда прямо сейчас.
Ричер кивнул:
— Я надеюсь успеть на последний автобус.
— До полуночи?
— Кто был этот парень?
Женщина не ответила.
Жара не спадала. Воздух был густым и тяжелым, и грохотал гром. Ричер слышал его с севера и запада. Возможно, собиралась настоящая гроза в Хадсон Вэлли, ревущая и громыхающая над медленным потоком меж высоких скал, подобно тому, что он читал в книгах. Свет постепенно темнел, становясь фиолетовым, словно погода готовилась к какому-то значительному событию.
Женщина сказала:
— Иди, проведай своего брата. Благодарю за помощь.
Красный отпечаток руки на ее лице постепенно исчезал.
Ричер спросил:
— У вас всё в порядке?
— Со мной всё будет хорошо.
— Как вас зовут?
— Джилл.
— Джилл, а дальше?
— Хемингуэй.
— Не родственница случайно?
— Кому?
— Эрнесту Хемингуэю, писателю.
— Не думаю.
— Вы свободны сегодня вечером?
— Нет.
— Меня зовут Ричер. Был рад познакомиться, — он протянул руку, и они пожали друг другу руки. Её рука была горячей и влажной, как будто у неё был жар. Впрочем, и его рука тоже. Тридцать семь градусов, а может и больше, и ни ветра, ни испарения. Лето в городе. Далеко на севере в небе вспыхивали молнии. Дождя не было.
Он спросил:
— Как давно вы с ФБР?
— А кто сказал, что я с ними?
— Этот парень — гангстер, ведь так? Организованная преступность? Всё это дерьмо про его людей, про то, что я должен покинуть город и тому подобное. Все эти угрозы. У вас была с ним встреча, и он проверял вас на наличие микрофона, когда положил руку вам на грудь. И я думаю, что он его обнаружил.
— Ты сообразительный парень.
— Где ваше прикрытие? Должен быть микроавтобус с людьми, прослушивающими в нём весь ваш разговор.
— Нет денег в бюджете.
— Я вам не верю. У города возможно, но федералы никогда не считают деньги.
— Лучше проведай своего брата. Это не твоя проблема.
— Для чего таскать на себе провода, если тебя никто не слушает?
Женщина завела руки за спину, опустила их вниз, пошевелила ими, покачивая, словно расслабляя пояс. Черная пластиковая коробка — небольшой диктофон — выпала из-под её платья, болтаясь на уровне колен и повиснув на проводе. Она опустила одну руку ниже платья и потянула за провод, помогая другой рукой. Она выгибалась и извивалась, и диктофон опустился на тротуар, за ним последовал тонкий черный провод с небольшим бутоном микрофона на конце.
Она сказала:
— Всё есть на плёнке.
Маленькая черная коробка была покрыта каплями пота от её спины.
Ричер спросил:
— Я сделал что-то не так?
— Я не вижу, как можно было избежать всего этого.
— Он напал на федерального агента. Это преступление, и я свидетель.
Женщина ничего не ответила, медленно обматывая провод вокруг диктофона. Затем сбросила сумку с плеча и уложила диктофон внутрь. Стало жарче и еще более влажно, чем раньше, словно горячее, мокрое полотенце укрыло рот и нос Ричера. Молний на севере стало больше, они медленно мерцали без перерыва, ослабленные толстым слоем воздуха. Дождь так и не начался.
Ричер сказал:
— Вы собираетесь позволить ему просто так уйти?
Женщина ответила:
— Это действительно не твоё дело.
— Я с удовольствием расскажу, что я видел.
— Суда не будет еще год. Ты будешь должен снова проделать весь этот путь. Ты хочешь добираться сюда на четырех самолетах и двух автобусах из-за пощечины?
— Через год я буду где-то в другом месте. Может быть, ближе.
— Или еще дальше.
— Запись должна остаться на ленте.
— Нужно иметь что-то большее, чем пощечина. Адвокаты будут смеяться надо мной.
Ричер пожал плечами. Слишком жарко спорить. Он сказал:
— Хорошо, желаю приятно провести вечер, мэм.
Она спросила:
— Куда ты сейчас?
— На Бликер Стрит, наверное.
— Ты не должен этого делать. Это на его территории.
— Или куда-нибудь поблизости, может в Бауэри. Там же везде есть музыка, верно?
— То же самое. Это всё его территория.
— Кто он?
— Его зовут Кроселли. Всё, что находится к северу от Хьюстона и к югу от Четырнадцатой, принадлежит ему. И ты его ударил в голову.
— Он один, и он не найдет меня.
— Это мафиози, и у него есть свои бойцы.
— Сколько?
— Ну, может, дюжина.
— Недостаточно. Слишком большая площадь.