Выбрать главу
— Ты слышишь, как колотится В этом сердце кровь? Вот тебе рука моя, А с ней — моя любовь!

Это место тебе понравилось, а, Джоанна?

— Угу, — ответила девочка задумчиво.

Холод пробирался даже через теплый лисий мех, и, кроме того, от неосторожных движений плащ часто сваливался в снег.

Вдруг Джоанна взяла руку Джека и крепко сжала ее горячими руками. Нащупав его ладонь, она вложила в нее свою руку и один за другим сама закрыла его пальцы.

Вот тебе рука моя, А с ней — моя любовь!

— произнесла она.

Джек молчал. А вдруг она опять засмеется?

Потихонечку он хотел высвободить свою руку.

— Зачем ты притворяешься, Джек? — сказала Джоанна с укором. — Разве мы не любим друг друга еще с самой осени?..

Даже под таким отличным меховым плащом дольше сидеть было невозможно, потому что сильно замерзали ноги.

Джек накинул плащ девочке на плечо и застегнул на пряжку.

Они медленно пошли по дороге, топая ногами, как военные лошади.

Это была та же дорога к Дургэмскому лесу, по которой они прогуливались в теплый сентябрьский день четыре месяца назад, но, господи, сколько с тех пор произошло нового с каждым из них!

Джоанна внимательно слушала рассказы Джека о Гревзенде, о мастерской Генри Пэстона, о Джоне Боле…

О «безумном кентском попе» она уже слыхала не раз. Проповедника иначе и не называли в монастыре. Саймон Сэдбери — архиепископ — поклялся, что добьется отлучения отца Джона от церкви. Мать Геновева говорит, что он хуже фрайеров51.

— Нет, он не хуже фрайеров!

Джек опять почувствовал неизъяснимое тепло.

— Ты меня любишь, Джоанна? — спросил он останавливаясь. (Девочка кивнула головой.) — Ну, ты тогда должна любить и его. Если тебе доведется встретить отца Джона Бола, ты сама скажешь, что я прав.

— Хорошо!.. — ответила Джоанна. — Хочешь, пойдем к твоей матери и расскажем ей все? — предложила она вдруг.

О нет, Джейн Строу сейчас ничего не слышит и не видит. Она слишком подавлена своим горем.

— Не надо, Джоанна. Ей сейчас не до нас!

— Да-да, верно, — согласилась Джоанна. — А знаешь, она все-таки любит меня, Джек.

Они шли по дороге, взявшись за руки, иногда болтая без умолку, но чаще тихонько улыбаясь своим собственным мыслям.

Так вошли они в лес.

— Ух, страшно! — сказала Джоанна вздрогнув.

Джек вспомнил о Заячьей Губе и о его Зеленых молодцах. Он рассказал Джоанне о своем товарище.

— Бедненький, — промолвила девочка. — А так он красивый, ты говоришь? Бравый и высокий?

— Да, выше меня… Ненамного, правда. — Джек почувствовал легкий укол ревности.

— Какой же ты смешной, Джек! — засмеялась Джоанна, заглядывая ему в глаза. — У тебя же нет заячьей губы… Говори еще!

— А почему ты ничего не хочешь мне рассказать, Джоанна?

— Я не проклинаю тот день, Джек, только потому, что я провела его с тобой. Тот день, когда я удрала в монастырь. Ты меня любишь, Джек?

— Очень, — сказал он, опустив голову.

— Я не могу тебе объяснить, но я для чего-то нужна матери Геновеве. Она была бы рада засушить меня между двух страничек молитвенника, как отец Роланд засушивает цветы… Я ей для чего-то нужна… И она сделает так, что я постригусь в монахини, — добавила Джоанна с испугом.

— Господь с тобой, Джоанна! К чему ты это говоришь? Когда тебе исполнится пятнадцать лет, мы поженимся, и я увезу тебя…

— Как Робин Гуд — леди?

— Тебе не хочется, чтобы я был ремесленником?

— Нет, ничего, — сказала Джоанна, наморщив нос. — Только почему они мучают этих бедных учеников? «Джоанна Строу, жена мастера», — с расстановкой произнесла она.

— «Джоанна Друриком», конечно, красивее.

— Ну вот, ты опять злишься, Джек!.. Если бы ты был на войне, ты бы мог заслужить рыцарство…

Джек думал о другом. Но можно ли об этом рассказать девочке?

— Джоанна, — начал он останавливаясь, — ты знаешь, о чем проповедует Джон Бол?

— Не знаю. Но, наверно, он говорит хорошее, если мать Геновева так его ненавидит.

— Он говорит, что лорды несправедливо отбирают общественную землю и заставляют мужиков за гроши работать на себя, — сказал Джек, пытливо поглядывая на Джоанну.

— Ну конечно, это правда, — отозвалась девочка.

— И что мужики должны собраться и дать отпор лордам. И это будет когда-нибудь, потому что человек не стерпит, чтобы с ним обращались, как со скотом…

вернуться

51

Фрайеры — нищенствующие монахи; своей жадностью и корыстолюбием вызывали ненависть населения.