Ей ответил не очень-то любезный мужской голос, потребовав сообщить адрес. Запинающимся голосом Маргарет объяснила, куда надо торопиться.
— Мы пришлем сейчас патрульную машину. «Электродин Инжиниринг», Леггорн-Роуд, верно?
— Да. Быстрее, быстрее... — слова застряли у нее в горле. Каким-то шестым чувством она ощутила, что в комнате еще есть кто-то. Ей стало так страшно, что все тело ее онемело. Медленно, с огромным трудом она повернула голову. Шейные позвонки, казалось, издавали при этом чудовищный скрежет.
В дверях стоял Бек. Он сокрушенно покачал головой, затем развернулся и медленно побрел туда, где в конвульсиях продолжало биться тело Тарберта, ритм их совпадал с ритмом вспышек загадочного зеленовато-синего цвета. Снова взяв в руки прозрачную пленку, он возобновил прерванную работу — стал снова приминать пленку к голове Тарберта, стараясь всю ее обтянуть пленкой как непроницаемой оболочкой.
Ноги Маргарет подкосились. Шатаясь, она побрела к двери и, чтобы не свалиться на пол, прислонилась к косяку. В потрясенном ее сознании никак не укладывалось, почему это Бек предпочел не делать ей ничего плохого. Ведь он был маниаком, он обязательно должен был слышать, что она говорила с полицией... Она услышала откуда-то издалека вой сирены. С каждой следующей секундой он звучал все громче и громче, все обнадеживающе...
Бек выпрямился во весь рост. Он тяжело дышал, его и без того изможденное лицо теперь совершенно осунулось и превратилось по сути в обтянутый тонкой кожей череп. Никогда раньше не доводилось Маргарет видеть воплощение зла в столь неприкрытой форме. Будь у нее в руках пистолет, она не задумываясь бы выстрелила. Не будь столь слабыми у нее колени, она голыми бы руками разорвала его на куски... Бек держал пленку так, как будто это был кулек, в который ему удалось что-то запихнуть. Внутри прозрачного кулька ничего не было видно, тем не менее, этот куль, казалось, весь трепетал в руке Бека и даже сам по себе передвигался. Это тоже никак не укладывалось в ее сознании. Затем она увидела, как какая-то черная дымка окутала кулек... Еще до нее дошло, что Бек начал топтать кулек ногами — насколько она это поняла, оскверняя невидимое содержимое пакета. Это показалось ей самым омерзительным из всего того, что она видела за последние несколько минут.
Прибыла полиция. Бек поворотом ключа выключил свою машину. В немом оцепенении Маргарет проводила взглядом полицейских, осторожно приближавшихся к Беку, который покорно их ждал, изнеможенный и побежденный.
Затем они заметили Маргарет.
— Все в порядке, барышня?
Она только кивнула, не в силах говорить. Затем грузно осела на пол и разразилась рыданьями. Двое полицейских перенесли ее в кресло и попытались успокоить. Вскоре прибыла и «скорая помощь». Санитары вынесли находящегося без сознания д-ра Тарберта, Бека увезли в одной из патрульных машин. Маргарет — в другой, замыкал кавалькаду автомобиль Маргарет с одним из полицейских за рулем.
Глава 9
Бека определили в федеральную психбольницу для душевнобольных с преступными наклонностями и там поместили в небольшую палату с побеленными стенами и бледно-голубым потолком. Окна в ней были из каленого стекла и еще зарешечены снаружи. Кровать привинчена к полу и устроена так, что под нее никак нельзя было пролезть. В палате не было абсолютно ничего, с помощью чего он мог бы повеситься — крючков, скоб, шпингалетов, электроприборов. Даже буртики и штыри дверных петель были запилены таким образом, что шнур или какая-нибудь импровизированная веревка все равно соскользнула бы с них.
Небольшая группа специалистов уделила довольно много времени тщательному обследованию психики Бека. Он нашел их людьми знающими, но либо не склонными высказываться прямо, без обиняков, в силу специфики своего служебного положения, прикрываясь грубовато-снисходительным отношением к обследуемому, либо весьма сомневающимся в своих предположениях и как бы бредущими наощупь в тумане, что могло объясняться как и неординарностью случая, с которым им сейчас пришлось столкнуться в своей практике, так и ошибочностью изначальных предпосылок. Психиатры же, в свою очередь, сочли Бека человеком, способным четко формулировать свои мысли, и воспитанным, хотя их не могла не возмущать та мрачноватая насмешливость, с которой он относился к различным тестам, картам, диаграммам и играм, с помощью которых они надеялись определить истинную меру его умопомешательства.
У них так ничего из этого и не получилось. Умственное расстройство Бека категорически отказывалось проявляться каким-либо объективным образом. Тем не менее психиатры оказались на редкость единодушными в своем интуитивном диагнозе «крайняя степерь паранойи». Они охарактеризовали Бека как «способного самым хитрым образом маскировать свои навязчивые идеи за вводящей в заблуждение непосвященных ясностью мышления». Столь хитро замаскировано его замешательство (они не преминули несколько раз подчеркнуть именно это), что только очень опытным психопатологам, таким как, например, они сами, под силу распознать это. Они докладывали, что Бек замкнут и апатичен, не проявляет особого интереса ни к чему, кроме состояния и местонахождения его жертвы, доктора Ральфа Тарберта, о встрече с которым он неоднократно просил, но в чем ему, естественно, было отказано. Они затребовали дополнительное время для еще более тщательного обследования Бека прежде, чем выносить конкретные рекомендации для суда.