Когда ее уводили со двора, мать и Катька ревели, как по покойнику. Пелагея даже готовить обеда не стала, махнула рукой и пошла к соседям жаловаться на несчастье. А Джек поел вчерашних щей, отрезал себе ломоть хлеба и сказал:
— Ну, Катя, я ухожу.
— Куда?
— В город.
И пошел по улице.
Катька побежала к соседям и рассказала матери, что Яшка со всеми деньгами уходит в город. Джек уже дошел до околицы, когда его догнала Пелагея.
— Яша! — сказала она тихо, глотая слезы. — Яша! Неужели навсегда от нас уходишь? Ведь не простился даже.
Пелагея произнесла эти слова жалостно, как мать, навсегда теряющая своего ребенка. Она не сомневалась в том, что Джек и продал-то телку для того только, чтобы получить деньги на обратный проезд до Америки.
Джек призадумался. Ему пришла в голову мысль, что, пожалуй, нет никакого смысла скрывать от матери свои планы. Он сел на толстое бревно, которое лежало у околицы, и сказал строго:
— Не реви, мать. Я вернусь послезавтра к вечеру. Мне надо побывать в городе, чтобы там все разузнать. Кроме того, мне нужны удобрения. Вероятно, придется подправить наше картофельное поле.
— Да ведь и без удобрения картошка родится, Яша.
— Мы, мать, не будем сеять картошки в этом году.
— А что же есть-то осенью? Без картошки не обойтись.
— Картошка у нас будет.
— Да где же возьмем-то ее, раз не посеем?
— Не догадываешься?
— Нет.
— Мы ее купим, мать.
— На какие деньги?
Яшка низко наклонился к матери. Прошептал:
— У нас будут деньги…
Пелагея вся передернулась.
— Откуда, Яша? Скажи ж ты мне, что задумал…
— Клянись, что ни один человек не узнает.
— Клянусь, Яша. Чтоб мои глаза лопнули.
И Пелагея закрестилась.
— Мы будем сеять…
Джек остановился. Нет, опасно говорить даже матери! По глупости она может проговориться соседям, и тогда весь план сорвется.
— Мы будем сеять американскую коноплю, мать, — сказал он громко и поднялся.
Пелагея еще долго сидела на бревне. Она видела, как Яшка мерным шагом удалялся от нее, не останавливаясь и не оглядываясь. Наконец он исчез вдали. «Ну, какая будет помощь от сына, — горестно думала Пелагея, — раз он продал телку весной, а осенью собирается покупать картошку? За что послано такое наказание, за что?»
Пелагея поднялась с бревна и тихо побрела домой, стараясь не попадаться на глаза крестьянам. Ведь она не могла ответить на их вопросы, зачем продана телка — ее радость и надежда.
Джек пришел на станцию за три минуты до отхода поезда. Он выбрал себе место в самом набитом вагоне и за время пути ухитрился завернуть несколько папиросок из чужой махорки. Махорка отчаянно драла горло, и, кажется, это больше всего нравилось Джеку. После каждой новой затяжки он веселел. Покуривая табачок он внимательно слушал мужиков и только изредка задавал вопросы.
В город Джек приехал в три часа. Тут же на вокзале он узнал адрес сельскохозяйственной лаборатории. Чтобы поспеть туда до конца занятий, он нанял извозчика за рубль. В лаборатории он просил срочно произвести анализ земли, взятой с огорода.
Потом пошел, не спеша, по городу, зашел в магазин и купил две пары носков и перемену белья. Из магазина направился в баню, а из бани прямо в кино. Шла картина из американской жизни «Конь серебряный», и Джек два раза просмотрел картину. Ночевал он в доме крестьянина.
На другой день с раннего утра Джек начал ходить по учреждениям. Побывал он на метеорологической станции, в земельном отделе, на складе удобрений и только к концу служебного дня попал в лабораторию. Получив анализ земли, он вдруг страшно обрадовался, запел, выскочил на улицу и спросил у милиционера, где телеграф. До телеграфа бежал бегом. Всунул голову в телеграфное окошко и громко закричал:
— Можно дать телеграмму в Маргетт?
Пожилая телеграфистка надела очки, посмотрела на Джека и удивленно спросила:
— Где это Маргетт?
— В Висконсине.
— Где это Висконсин?
— В Американских соединенных штатах.
Телеграфистка справилась в книге и ответила, что, конечно, телеграммы в Америку принимаются, но что она лично за двадцать семь лет службы никогда не отправляла депеш на такое большое расстояние.
На Джека это не произвело никакого впечатления. Он потребовал бланк и написал несколько строчек по-английски. Телеграфистка сосчитала слова и заявила, что телеграмма обойдется в шестнадцать рублей пятьдесят копеек. Не говоря ни слова, Джек отсчитал деньги.
Телеграмма, которую он послал, была следующего содержания:
«Send quickly ten grams North Virginia В».
Дальше следовал адрес Джека на Вик, в Чижи. Адресована телеграмма была в Маргетт, на лесные разработки Коллинза, Чарльзу Ифкин.
Джек хотел приписать к этой коротенькой телеграмме еще четыре слова: «раньше осени не увидимся». Но пораздумав, он этих слов не приписал. Они стоили три рубля, а за три рубля можно было купить градусник.
Эта телеграмма была первой весточкой, которую Джек послал Чарли о себе после приезда в СССР. Впрочем, по ней Чарли мог уже судить, что Джек укрепился на земле.
Джек вернулся в деревню вечером. Кроме градусника, он принес с собой пачку старых газет и кило серы. Велел матери на другой день готовить обед у соседей, а сам с помощью Катьки заклеил в избе щели газетами. Утром запалил серу во всех углах, запер двери и тоже заклеил их газетами.
Сера горела целый день, и дым тонкими синими струйками пробивался через соломенную крышу. Вся деревня собралась смотреть на это невиданное зрелище. Говорили, что возможен пожар. Но никакого пожара не случилось. А когда к вечеру сера потухла в избе, Джек велел матери и Катьке мыть пол и стены горячей водой и выносить мертвых тараканов.
Тараканов и клопов вынесли целый котел. В избе пахло серой неделю. За эту неделю Джек остругал рубанком избу изнутри и сделал петли на окне, чтоб оно открывалось.
Кроме того, он вывез из хлева весь навоз на картофельное поле и в хлеву прорубил окно.
Глава пятая
ПЕРВАЯ ВЕСНА НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ
НАСТУПИЛ март месяц.
Лучи солнца заметно окрепли, стали ярче и прямее. Они давили на снег в поле и огороде, и снег с каждым днем опускался все ниже и ниже, и, как оспой, покрывался мелкими хрустальными ямочками. Вокруг яблонь появились проталины. Вороны, распушив хвосты, завозились на деревьях: ломали тонкие веточки и спешно ремонтировали гнезда. В овраге, за картофельным полем, синицы зазвенели бубенчиками.
Целых два дня Джек с Катькой расчищали на огороде площадку. На носилках они перетаскивали снег в погреб и там утрамбовывали его ногами. Пелагея ничего не имела против того, что Яшка набил ей погреб. Но она не могла понять, зачем нужна ему площадка. А сам Джек не говорил ей об этом ни слова.
Он вообще сделался очень молчаливым за последнее время. С матерью и ребятами почти не разговаривал. Зато каждый вечер ходил в Чижи, в Вик, и там справлялся у секретаря, нет ли на его имя писем из Америки. Писем не было, и над Джеком подтрунивали в Вике. Вместо письма ему давали газету, которую редактор высылал аккуратно. Джек забирал газету и шел к Скороходову, где читал вслух все статьи, от начала и до конца.
В газете много писалось о деревенских делах. Там были сведения о том, где составилась коммуна, где крестьяне сообща купили сепаратор или перевели коров в теплый хлев. Попадались заметки и о том, что в таком-то селе кулаки стреляли в селькора картечью. Заметки эти были составлены в грозном тоне, но Скороходов почему-то всегда подмигивал и хохотал, а потом тут же принимался ругать кулаков.