Все, конечно, были за электричество, но и всем казалось странный начинать работу с конца. Однако правление поддержало Джека. Николка отвез схему проводки в город и согласовал ее там с Кольцовым. После этого Джек забрал у Капралова деньги и поехал закупать материалы. Он вернулся с несколькими кругами провода, привез и изоляторов, и патронов, и даже несколько лампочек. А затем Джек и Чарли соорудили стремянку и начали лазить по стенам. В каждую комнату они вводили провод и прикрепляли к стенке патрон. В зале с потолка спускалась большая лампа. Даже в бане и в каретном сарае было по лампочке. Все смеялись над доморощенными электротехниками, но они только отшучивались и довели работу до конца.
Перед новым годом библиотекарша Вера Громова поставила в правлении вопрос о выписке журналов. Капралов нашел возможным отчислить несколько десятков рублей, и в январе в коммуну начали еженедельно поступать иллюстрированные журналы и даже один сатирический. Была открыта читальня, и на открытие ее приглашена молодежь из соседних деревень.
После этого по воскресеньям постоянно приходили молодые крестьяне из Починок и Чижей. Приходили и девушки. Они шли обыкновенно до ворот с песнями, а потом умолкали и толпой вваливались в большой дом. В зале, прямо в овчинных полушубках, рассаживались по верстакам или в стружки, слушали чтение, рассматривали картинки, а потом спорили и даже ругались. Коммунары чувствовали уже, что они успели обогнать деревенских в знаниях, но не говорили об этом. Только Бутылкин иногда пускал пыль в глаза: вдруг начинал говорить о подводных лодках или о завоевании полюса и тут же подчеркивал свое превосходство.
Приходила в коммуну больше молодежь, но этого как-то не замечали, и эти воскресные вечера считали за большую культработу, которую наказывали коммуне вести шефы и Егор Летний. Развернуть работу шире, вовлечь и пожилых крестьян не догадывались. Впрочем, бывало, что и пожилые крестьяне заезжали в коммуну посоветоваться, но чаще всего по делам в мастерскую.
В конце января у большого дома остановились сани, и из них вышел хмурый Петр Павлович Скороходов. Он прямо прошел в мастерскую. Там работали полным ходом, пилы хрипели и стучали топоры.
Петр бегло оглядел помещение и потом мрачно произнес:
— Кто здесь старший?
Вышел Мильтон Иванович.
Скороходов поздоровался с ним за руку и сказал со вздохом:
— Ну-с, дело в следующем: гробик приехал заказать.
Работа на миг прекратилась. Рубанки остановились на верстаках, и пилы хрипеть перестали. Тишина воцарилась в мастерской.
— Для кого гроб? — спросил Маршев со своего места.
— Для папаши.
— Нешто помер?
— Да нет, пока жив, но в скорости умрет. Докторша мне по секрету сказала, что до весны не дотянет. Намедни немного отошел, позвал меня и первым долгом гроб заказать просил. Все равно, говорит, пусть хоть из капраловской избы сделают, спокойнее лежать будет.
Все опять заработали, мастерская зашумела. Ясно было, что Скороходовы хитрить не отвыкли и даже на гробе собрались какую-то штуку сыграть. Мильтон Иванович согласился сделать гроб за двадцать рублей. Петр поторговался немного, потом вынул из кармана веревочку с узлами и сказал:
— Ладно, делайте, только получше. Вот и размеры у меня в этой веревке: длина, ширина и высота.
Мильтон Иванович прикинул размер на доску и сказал:
— Но ведь это, простите, не гроб будет, а рундук. Размеры гроба не такие.
— Нам старые образцы не указ! — сказал Скороходов важно. — Новую жизнь строим. Да и ничего, что на рундук похоже. Ведь не помер папаша еще. Гроб будет в комнате стоять. Может, пока положить в него что придется. Когда готов будет?
Договорились, что через три дня.
Скороходов пошел после этого по мастерской, осматривал ульи, табуретки, верстаки. Не сказал ни одного слова, простился и уехал.
Все знали, что дела его сильно пошатнулись за последнее время. Только недавно в Чижах образовалась новая артель «Кулацкая гибель», хотя Петр и хлопотал в городе, чтоб ее не разрешали. Козлов теперь часто приходил в «Новую Америку» и обо всем советовался. Коммунары считали уже, что победа в Чижах осталась за ними.
Конечно, были разные неприятные пустяки, но на них не обращали внимания. Например, один раз Чарли прибежал утром к Джеку и сказал, что на воротах каретника кто-то сделан надпись углем: Джек пошел посмотреть и действительно нашел на воротах крупную надпись:
«Берегитесь, друзья».
Очевидно, что ночью написали.
Коммунары собрались к надписи и долго обсуждали, что бы это могло значить и кто мог написать. Ничего не решили. Но никто не испугался угрозы. Показалось, что это явное озорство, посмеялись, разошлись.
Коммуна теперь верила в свои силы.
Глава вторая
Начинается весна
— Короче! — сказал редактор по старой привычке: он услышал, что кто-то вошел в кабинет.
Полное молчание. Только рука протянулась над столом и положила два червонца. Следом за червонцами на стол лег брусок масла в пергаментной бумаге.
Редактор поднял голову. У стола стоял удивительно знакомый человек. Кто бы это мог быть?
Человек улыбнулся, и редактор сейчас же узнал его и даже вспомнил фамилию. Это был Джек Восьмеркин, постаревший на два года. Лицо его возмужало, он весь стал плотнее и солиднее.
— Садись, — сказал редактор ласково. — Это что за штуки?
— Долг возвращаю, — ответил Джек.
— А масло?
— Продукция нашего колхоза. Там на другой стороне прессом отжато: «Новая Америка»… Вот…
— Значит, ты есть уже больше не хочешь?
— Нет, не хочу.
— Отлично. Посиди пять минут молча, а потом мы с тобой поговорим.
Джек сел на диван, положил нога на ногу, оглядел кабинет. Комната изменилась за два года: новые обои, шкапы. Стекло на столе редактора. Но стол прежний. Джек вспомнил, что на углу этого стола он обедал два года назад. Ел щи и кашу. Воспоминания заставили улыбнуться, вызвали краску на лице.
Редактор кончил просмотр статьи, позвонил курьерше, отправил рукопись в набор.
— Ну, Восьмеркин, — сказал он, подсаживаясь к Джеку, — очень приятно тебя видеть коммунаром. Летний мне много рассказывал. Говорил, что ты на помещице женился. В чем дело?
— Так вышло… Она хоть и помещица, но из трудовой семьи. Ее отец ученый моряк был, его и советская власть оценила: усадьбу им оставила. И она сама работница хорошая.
— Однако, когда дубы решили рубить, она возражала.
Джек посмотрел на редактора с удивлением: откуда он все знает?
— За дубы заступалась, — сказал он со вздохом. — Но мы их все-таки порубили частью. Они нам службу сослужат.
— Так, так. Ты зачем в Москву-то приехал?
— Начинается весна, — ответил Джек и улыбнулся. — Ну, конечно, много чего нужно. На месте не все достанешь.
— Небось, насчет трактора беспокоитесь?
— А то как же? Без него земли не поднимем. За тем отчасти и приехал.
— И напрасно. Трактор на ваше имя в губернском складе забронирован. Известят вас, когда получать.
— «Фордзон»? — спросил Джек, и голос его почему-то дрогнул.
— Нет, похоже, что «интернационал».
— Здорово… По плану динамка нам еще нужна.
— Ну, брат, всего сразу нельзя. Ведь не одна ваша коммуна в СССР.
— Это я понимаю.
— Тебе еще придется отчет перед нами держать. И планы на будущее рассказать.
— Это можно, — ответил Джек и вытащил из кармана записную книжку. — Земли у нас…
Редактор засмеялся.
— Подожди, подожди… Прошли те времена, когда мы с тобой за чайком беседовали. Отчет ты должен сделать на общем собрании. Ты — представитель колхоза, мы — шефы… Сумеешь все рассказать?
— Сумею.
— На-днях соберем собрание.
— Угу.
— Ты где остановился-то?