Двое ребят побежали в Чижи за пилой, остальные расселись кругом на могилах. Стало совсем светло, но нельзя было все-таки узнать человека. Лицо его было по-прежнему прикрыто картузом, руки обнимали ствол.
Огонь под березой потух. Только черная, обожженная кора дерева курилась дегтярным дымом.
Из Чижей принесли пилу и топоры. Николка Чурасов подбежал к дереву первый. Он начал рубить быстро и со злостью, как будто разил врагов. Подруб шел в дерево наискосок, мелкие щепки летели далеко в стороны.
— Смотри, Коля, застрелит! — крикнул Чурасов.
— Сразу не застрелил, теперь не застрелит, — откликнулся Николка. — Все патроны вышли у него, должно быть.
— Пилой надо, — сказал Зерцалов. — Пилой верней.
Двое ребят, Булгаков и один чижовский, начали пилить против подруба. Вдруг Капралов крикнул:
— Стреляет!
С дерева грянул выстрел. Дробь крепко звякнула по пиле. Одна дробина попала в руку Булгакова, и он побежал со стоном, зажимая рану ртом. Остальные запрыгали через могилы.
— Кончать историю надо, — сказал Николка. — Пусть стреляет, а я дерево повалю.
Он поплевал на руки и взялся за пилу.
— Ну, ребята, кто со мной на линию?
После недолгого молчания вышел Козлов:
— Вместе помрем, Николка. Берись!
— Стой, стой! — вдруг закричал Курка. — Пусти, Николка, меня. Может, это он станцию поджег? Моя вина, что тогда я его прозевал. Пусти. Я пилить буду. А тебе дела другие найдутся.
Николка отошел от дерева. Не глядя наверх, Курка и Козлов принялись пилить. Все со страхом и напряжением смотрели на них и на верхушку дерева. Но человек не стрелял.
Береза была подпилена больше чем наполовину и уже качалась, когда человек начал спускаться.
— Стой, Козлов! — крикнул Николка, — Спускается.
Курка и Козлов перестали пилить.
Человек спускался медленно, как бы нехотя. Ружье ему мешало. Он задержался на минуту на середине дерева и бросил дробовик вниз, стараясь зашибить кого-нибудь прикладом.
— Мое ружье! — закричал Николка. — Я его Собашникову два года назад продал!
Но с дерева спускался не Собашников, а сам Пал Палыч Скороходов. Стал на землю, развел руками.
— Ишь ты!.. — с досадой сказал Капралов. — Значит, на кровати другой кто-то за него дышал…
Чижовские ребята бросились было бить кулака.
— Не трожь! — закричал Николка и загородил Скороходова телом. — А то он нам третий удар разыграет. Разговор его теперь нужен. В город с утренним поездом, как наметили…
Джек хочет жить
Серега Маршев гнал лошадей во весь дух и совсем их запарил, когда подкатил к больнице. Здесь бросил вожжи коням на спину, соскочил с телеги, разбудил сторожа и вместе с ним прошел к докторше. Та еще не спала, читала книгу у лампы. Маршев, сбиваясь и путаясь, рассказал о несчастье в коммуне, а потом громко, по-мужицки заплакал.
Докторша сейчас же стала собираться в путь, побежала в больницу за марлей и ватой. Серега обещал заехать за ней через десять минут, а сам погнал лошадей на станцию, до которой было с полкилометра. Там он дал в город, прокурору, телеграмму, как наказал ему Николка. В телеграмме сообщал, что члены коммуны «Новая Америка» — Восьмеркин и его жена — убиты неизвестными преступниками, и просил оказать помощь в розысках. Ночью телеграмма эта была передана в центр. Из нее и узнали о событиях в коммуне редактор и Егор Летний.
Когда Маршев вернулся к больнице, докторша уже стояла у ворот с сумочкой и большим свертком ваты. Сережа усадил ее в телегу и погнал лошадей обратно. Телега сильно подскакивала на ухабах, и докторша вскрикивала. Но Серега не обращал на это внимания и хлестал лошадей изо всех сил.
Когда телега остановилась у конторы, от коней валил пар, как зимой. Сергей велел ребятам распрячь лошадей и поводить, а сам с докторшей прошел в комнату Николки, где лежали Джек и Татьяна.
Докторша осмотрела Татьяну и сказала тихо:
— С этой кончено.
Потом подошла к Джеку, попробовала пульс и начала быстро резать блестящими ножницами повязки, которые наложили Чарли и Катька. Она осмотрела раны и заявила, что лучше всего отправить Джека немедленно в больницу: надо сделать операцию.
Пелагея, которая молча стояла у дверей с открытым ртом, начала возражать:
— Куда его везть? Пусть уж здесь лучше сынок мой помирает.
Докторша посмотрела на нее строго, и Катька замахала рукой. Пелагея замолчала, вышла в коридор и там неистово заревела.