— Начнем с дат, — сказал он. — Озвучьте их. Начните с самой ранней.
Я назвала самую раннюю дату, двадцать третье октября, затем нашла следующую за ней, а потом еще одну. Озвучив четыре-пять дат, я подняла глаза.
— Что вы рисуете? — спросила я.
— Записываю даты, — нахмурился Джекаби. — Продолжайте.
— Вы пишете на эльфийском?
Он отошел от доски и недоуменно взглянул на нее.
— Нет.
— Тогда это пиктограммы? Что за символ вы написали? Похож на гуся с соломинкой в клюве.
— Это семерка.
— О… — Мы оба посмотрели на доску. Я наклонила голову набок. — Точно, теперь я вижу, кажется.
Протянув мне мел, Джекаби забрал у меня карту. Не говоря более ни слова, мы поменялись местами и продолжили работу. Джекаби озвучил все даты, и я записала их на доске. Всего дат было двенадцать. В среднем они отстояли друг от друга на пять-шесть дней. Других закономерностей мы не заметили, и Джекаби перешел к аббревиатурам.
— «Г» и «Ш», — задумчиво произнес он. — «Р» повторяется, что бы это ни значило. Что могут значить «Г» и «Ш»?
— Город и штат? — предположила я. — Это ведь карта.
— Возможно, но к чему тогда эти подписи? Крестики поставлены в разных городах, но в одном штате. Какие еще варианты?
— Давайте подумаем… Брагг освещал предвыборную кампанию. Может, буквами он обозначил результаты опросов?
— Неплохо. Вот только большинство крестиков стоит за пределами нашего округа. Точнее, все они за его пределами. Смотрите. Три крестика в Браннасбурге, четыре — в Кроули, по два — в Глэнвиле и Гэдстоне и еще один — в долине реки Гэд. Это как минимум четыре отдельные юрисдикции с собственным… — Джекаби замер, уставившись на карту.
— Что такое? — спросила я. — Вы что-то поняли?
Глаза Джекаби бегали, не успевая за его мыслями.
— Что? Нет, ничего особенного. Возможно. Вероятно. Просто подумалось. Мне нужно выйти и послать телеграмму-другую. Вы можете остаться и обустроиться.
Когда Джекаби передал мне карту и пошел к двери, я быстро взглянула на потолок.
— Пока вы не ушли, — окликнула его я, — скажите, в этом доме есть еще кто-то? Жилец или квартирант?
— Ах, да. Хм… — запинаясь, начал Джекаби и крикнул уже из коридора: — Да, полагаю, это так.
— Хорошо. Мне стоит что-то о нем узнать?
— О котором из них?
— О котором? Сколько человек живет в этом доме?
Джекаби снова заглянул в кабинет. Он открыл рот, словно собираясь что-то сказать, а потом снова закрыл его и сосредоточенно поджал губы.
— Что ж, — выдавил он наконец, — в зависимости от того, кого считать человеком… и что значит жить. — Он натянул свое мешковатое коричневое пальто. — Это сложно объяснить. Хотите, я куплю вам пирог по дороге?
Я всерьез задумалась над тем, кого считаю человеком и что значит жить. Мне все меньше и меньше хотелось оставаться в этом доме одной.
— Может, лучше мне пойти вместе с вами? — предложила я. — В целях… обучения?
— Дело ваше, мисс Рук.
С этими словами мой начальник направился к выходу, и я поспешила следом.
Глава одиннадцатая
Когда Джекаби купил у торговца два горячих мясных пирога, у меня в животе заурчало. Я пуще прежнего обрадовалась, что решила прогуляться и что пекарня находилась как раз по дороге к телеграфу.
Пироги оказались немного жестковатыми. Благодаря толстой корочке их было несложно есть на ходу. Джекаби прихватил свой пирог кончиком шарфа и подул на него, чтобы остудить. Ужасно голодная, я не могла больше ждать и съела свою порцию гораздо менее изящно, растеряв половину начинки. Бедная матушка пришла бы в ужас от моих манер.
— Итак, нам известно, — вдруг сказал Джекаби, словно продолжая разговор, который до этого шел у него в голове, — что наш преступник бросил бедного мистера Брагга с убитой горем подругой и огромной раной в груди и забрал с собой немалую порцию его крови. Судя по всему, кровью дело и ограничилось. Сердце и другие органы на месте, а бумажник и часы по-прежнему лежат в карманах жилета жертвы.
— Кто вообще ворует кровь? — спросила я, вытирая губы.
— Кровь ворует больше существ, чем вы думаете. Многих вы бы даже в этом не заподозрили. Кровь весьма ценится во многих кругах и применяется по-разному. Легенды гласят, что в шестнадцатом веке одна венгерская графиня даже купалась в крови. Перепуганные крестьяне прозвали ее Кровавой графиней.