Когда Ло Вэй наконец вышел к кассе, она расплылась в любезной улыбке, кокетливым тоном заговорила с ним, заискивая и лебезя. Это всё выглядело отвратительно.
Кто бы мог подумать, что буквально через месяц после этого шоппинга я стану знаменитостью. Мне было всего 22 года, а гонорар мне заплатили огромный — 4,8 млн. гонконгских долларов. И тогда я вспомнил о той продавщице и отправился за покупками в сопровождении своей команды каскадёров. Они выстроились по обе стороны от меня, как телохранители, и я не спеша вошёл в магазин.
Сейчас в магазинах не используются английские булавки, а тогда рубашки складывались, скалывались булавками и упаковывались в бумажные свёртки. Я отыскал ту продавщицу и говорю:
— Мне вот эту рубашку, ещё вот эту, эту и эту. И распакуйте, я хочу их все примерить.
Она распаковала все указанные рубашки, я небрежно всё перемерил, отрывая пуговицы, потом отбросил их в сторону, словно мусор, и говорю небрежным тоном:
— Вот эти беру, эти не беру, заверните и доставьте ко мне в отель. И развернулся, чтобы уйти. Девушка, похоже, была в шоке. Ко мне поспешно подошёл управляющий:
— Господин Чан, простите, она не совсем поняла, чего вы хотите.
Я отвечаю:
— Я же сказал чётко и ясно, чего ей непонятно? Эти рубашки я беру, а эти не нужны. Каждую рубашку упаковать так, чтобы выглядели как новые, и чтоб все булавки были на месте. Чтоб упаковали мне всё как следует.
И вышел из магазина.
Те рубашки и сейчас валяются где-то у меня дома, я их так ни разу и не надел. Я пошёл в тот магазин только чтобы отомстить продавщице, нечего было с таким презрением со мной обращаться! Знаете, сколько времени нужно, чтобы упаковать такую кучу одежды? Стоило мне об этом подумать, как на душе становилось радостно. Видите, какой я был тогда вредный! Вёл себя, как ребёнок. Сейчас я оглядываюсь на всё это и говорю себе: ты думал, что ты классно отомстил, выпустил пар, а на самом деле ты просто невежда и грубиян. Это же девушка, чем она могла тебя обидеть? Если бы такое случилось сейчас, ты бы наверняка сумел простить её. А в то время ты был так не уверен в себе и больше всего боялся пренебрежения со стороны окружающих.
Разбогатев, я нарочно строил из себя хамоватого парня, как бы противопоставляя себя всем этим подхалимам. Это приносило мне чувство радости, словно я совершал месть. Однажды Ран Ран Шоу[21] пригласил меня на чай в отель Peninsula. Раньше, когда я был простым каскадёром, я часто ходил мимо этого отеля, мне очень хотелось войти и посмотреть на него изнутри, но я не осмеливался. Один раз мне представился случай войти внутрь, но я побоялся даже наступить на ковёр. Теперь, когда я прославился, один из братьев Шоу собственной персоной пригласил меня туда выпить послеобеденного чаю, и я несказанно обрадовался. Специально одевшись в джинсы и майку, я взял с собой восемь ребят из своей команды и вразвалку вошёл в холл отеля. Все увидели, что пришёл Джеки Чан. Портье поспешил мне навстречу:
— Простите, господин Чан, сюда нельзя в майке.
Я ответил:
— Что? Нельзя в майке? Тогда дайте мне рубашку.
Мне тут же принесли рубашку, я небрежно набросил её на себя, даже не застегнувшись, и в таком виде пил чай и болтал с Ран Ран Шоу. На следующий день я снова поехал в отель на встречу, на этот раз надел рубашку и шорты и, как и вчера, небрежной походкой вразвалку вошёл в двери отеля.
Портье пришлось снова подойти ко мне и сделать замечание:
— Простите, господин Чан, сюда нельзя в шортах.
Я опять ответил:
— Хорошо, тогда дайте мне брюки.
Для меня нашли брюки. Я пил кофе в отеле, надев брюки, но нарочно не застегнув ширинку. Оба раза вокруг было полно народу, все пялились на меня, показывали пальцем, а я про себя радовался: вы, богачи, каждый день одеваетесь с иголочки, я же резко отличаюсь от вас, а значит нарушаю ваши обычаи, а вы не смеете меня за это презирать.
Когда я потом приехал в Америку, я обнаружил, что там никому не известно, кто такой Джеки Чан, несмотря на то, что в Гонконге и в Юго-Восточной Азии я к тому времени был уже очень популярен. Я тогда едва умел говорить по-английски и, приехав в Штаты, чувствовал себя не в своей тарелке, и мою заносчивость как рукой сняло. Мир киноиндустрии, который ждал меня там, глубоко поразил меня, я-то думал, что я с моим гонораром 4,8 млн гонконгских долларов уже настоящая звезда мировой величины. Лишь приехав в Голливуд, я понял, что такое настоящая кинозвезда. Там люди получали по 5 млн американских долларов! Я тогда подумал: «Вот это да! Смогу ли и я когда-нибудь зарабатывать такой гонорар?» Сейчас понимаю, что всё возможно, если только приложить усилия, всё тщательно продумывать и не бояться рисковать. Впоследствии мой гонорар вырос даже не до 5 млн, а до 20 млн американских долларов, а вместе с последующей прибылью получалось примерно 26 млн.
С тех пор, как я разбогател, и вплоть до сегодняшнего дня я привык носить с собой 50–60 тыс. наличными. Находясь в Гонконге, всегда имею при себе 100 тыс. гонконгских долларов, в Америке — 3–4 тысячи американских долларов, в Пекине — 10 тыс. юаней, обычно столько вмещается, а если находится местечко, то кладу ещё 100 тыс. юаней. В Гонконге имеются купюры довольно крупного номинала, поэтому 50 тыс. гонконгских долларов — это лишь тонкая стопка. Я не привык пользоваться кредитками, а из-за того, что я человек неграмотный и не умею даже подпись поставить, кредиткой пользоваться было трудно, в то время с кредитками было намного больше хлопот, чем сейчас. Сегодня, чтобы расплатиться, нужно просто поставить подпись, а в то время каждый раз приходилось заполнять специальный бланк, писать имя, адрес, да ещё и всё на английском — мне от одного его вида делалось страшно. А бывало и так: я поставлю подпись, а мне говорят, что она не соответствует оригиналу. Это происходило потому, что я плохо умею писать, так что каждый раз у меня написанное выходит по-разному. У меня было много проблем из-за этих карт, поэтому однажды я решил от них отказаться и стал пользоваться только наличными деньгами. Нужно что-то купить — я достаю свой ворох купюр и начинаю шуршать, отсчитывая деньги. Американцы обычно носят с собой максимум пятьдесят долларов, остальное — на карте. Иногда я, бывало, доставал свои деньги, и окружающие жутко пугались: «Господи, кто этот человек?» Но кто же виноват, что я не умею бланки заполнять! Вот я и стоял перед кассой и отсчитывал деньги. Если нужно было отсчитать очень много денег, просил кого-нибудь из моих ребят подержать стопку. Потом, когда я стал знаменит и люди стали меня узнавать в лицо, картой расплачиваться стало проще. Сейчас у меня есть кредитные карты, но они не подписаны, я не оставлял на них подпись, всё равно мне и так поверят. У меня есть одна безлимитная кредитка чёрного цвета, которую я всегда ношу в бумажнике, и, если она случайно попадёт вам в руки, вы сможете с её помощью купить целый самолёт, вопрос только, поверят ли вам те, кто будет его продавать, ха-ха.
Я люблю, когда вокруг меня много людей, поэтому мне нравится обедать в большой компании. Сын, кажется, даже говорил друзьям, что он не помнит, чтобы мы хоть раз втроём устроили семейную трапезу, всегда за столом компания. Десять с лишним лет назад на совместные обеды в большой компании я тратил ежегодно более 16 млн долларов. В Гонконг часто приезжало множество друзей из разных стран, и я, конечно же, приглашал их в ресторан, а потом мы шли в караоке петь песни или отправлялись в ночной клуб чего-нибудь выпить. Так на веселье с друзьями каждый день я неизбежно тратил 50–60 тыс. долларов. Дома мне всегда говорили, что я слишком расточителен: раз нельзя экономить на чём-то другом, почему не сэкономить на этих обедах и ужинах?
21