Когда Джон Стипль-чез завёл себе жену и собаку - суку, мистер Пикквик ехидно заметил: "Обычно совмещают". Джон, тем не менее, проигнорировал замечание своего управляющего и был, разумеется, не прав.
Джеки отличалась сухостью линий - ни грамма лишнего веса, грудь Дюймовочки и зубы - чисто английские, как убийство. Сущая леди. Джон считал её красавицей, мистер Пикквик придерживался иного мнения. Он говорил: "Бог даёт красоту, подбирает её дьявол" и считал Джеки дурочкой, excuse me, дудочкой с тремя отверстиями (ах, Шекспир, Шекспир!), из которых сочились суфражизм, феминизм и ещё кое-что непонятное, пока не имеющее названия.
Миссис Стипль-чез ввела в дом - его дом - трёх неизменных спутников своих: гинеколога, психолога и адвоката. Гинеколог посещал её каждый божий день - с утра. В первый раз он, не стучась, вошёл в спальню и бесцеремонно откинул одеяло.
- Почему так рано? - возмутился Джон. - И почему именно здесь?
- Я должен измерить базальную температуру, - сухо ответил врач.
Жена пояснила: - Базальная - это когда градусник ставят не под мышку, а совсем в другое место. Так что подвинься, дружок.
Джон с подозрением посмотрел на соперника в стеклянном обличии - и уступил. С тех пор он спал отдельно.
Гинекологические экскурсы продолжались час, иногда два, в общем, не более трёх часов.
- Что можно так долго высматривать в твоих недрах? - спросил однажды Джон. - Даже в детстве я не был столь любопытен.
- Милый, для тебя это хобби, для него - профессия.
- Когда-то я мечтал стать астрономом. Глубины мироздания интересовали меня чрезвычайно. К сожалению, у звездочётов скудное жалование. Так вот, звёздное небо по сравнению...
- Замолчи немедленно! - прервала его жена. - Иначе ты скажешь что-нибудь непоправимое.
- Извини, дорогая, - вздохнул Джон. - Ты права. Как всегда. Что такое, в конце концов, звёздное небо? Тысячелетний хлам. Дырявый задник. Пыльная декорация, которую давным-давно пора заменить...
М-да...
Психолог заменил жене духовника. Он сузил сферу её интересов от вселенских масштабов до размеров её необъятной души. Или расширил - не суть важно: всё зависит от мнения частного философа, который отсутствовал в доме, но, безусловно, был, судя по счетам.
Джеки принимала психолога лёжа на специальной кушетке, стоившей баснословных денег, и часами рассказывала ему душещипательные истории своего сексуального прошлого, которое началось много раньше, чем она, Джеки, произнесла первое слово. Каким оно было знал только врач - тайна исповеди давно уже перестала быть монополией церкви. Нелишне заметить, что жена исповедовалась психологу так откровенно, как никогда ранее священнику - грех слаще, когда сознаёшь его в горизонтальном положении. Да и не грех это вовсе, а лёгкое недомогание. Минута её излияний стоила Джону дороже сотовой связи. Раз в двадцать или тридцать - он не считал. Спокойствие жены бесценно.
Когда-то давным-давно Джон слышал в пабе весёлый разговор: "Знаете, где находится душа? Под мочевым пузырём. Отольёшь - и на душе легче становится".
Джонни не знал, любил ли Фрейд пиво, но то, что слышал эту байку, не сомневался, и потому безошибочно конкретизировал местонахождение души - и у мужчин, и у женщин к вящему удовольствию юрких последователей, опустошавших кошельки продвинутых клиентов. "Бог - в тебе", - нашёптывал потерявший ориентацию философ. "Мы знаем - где", - утверждал психолог, и Джон уже не сомневался: они действуют солидарно. И даже гинеколог заодно с ними, иначе давно бы признался, что там ничего нет. Ни души, ни ребёнка, скорую завязь которого жена обещала с регулярностью маятника.
Вскоре выяснились расхождения между супругами в мировосприятии.
Мировоззрение... миросозерцание... мироощущение... Боже мой, и что только не вытворяют люди с бессмертным созданием рук Твоих!
Джон любил классическую литературу и музыку, Джеки - современное искусство.
- Пуст постмодерн, - сказал как-то Джон.
- Ну и пусть постмодерн пуст, - парировала Джеки, - а мне нравится. Кстати, ты случайно не знаешь, что будет после него?
- Очередной пост, как после скоромного. Но это время наступит не скоро - когда вымрет последний классик.
- Скорей бы, - вздохнула Джеки. - Житья нет от этих классиков.
Когда в семье возникали конфликты, Джеки не ругалась и не спорила, а прибегала к помощи юриста. Он появлялся мгновенно, как джин из бутылки, даже если на столе стоял виски.
О юристе следует сказать особо. Его отец был наркомом в одной далёкой и непонятной стране, которой долго и нудно страшили цивилизованное человечество. Надо заметить, что испуг - один из непременных атрибутов всякого добропорядочного государства. Натурализовавшись в стране "пэров, сэров и прочих херов" в качестве последнего, сын этого самого наркома взял себе новую фамилию, образовав её из названия должности отца. А в конце своей family он добавил непременную частицу "man", дабы ни у кого не возникало сомнений: сё - человек.
Джеки нигде не работала, а на досуге коллекционировала бриллианты. Основу её необъятной сокровищницы составляли фамильные драгоценности мужа. Предки мистера Стипль-чеза в своё время служили пиратами Её Величества королевы Елизаветы и в этом качестве почистили свет - и Старый, и Новый. Украшением собрания являлся голубой солитер, внушавший ужас своими размерами. Исстари его называли "Йоркширским чудовищем". А вывезен он был то ли из Африки, то ли из Индии, когда она единая и неделимая, без изъятий, принадлежала английской короне. Солитер, кстати, Джеки не нравился. "Огромный и неопрятный, - говорила она. - Несуразный какой-то".