— Вы говорите это только для того, чтобы мы испугались и отпустили вас, — выкрикивает еще один гражданин, но уже не так сердито. Я вижу на лицах людей неуверенность и страх.
Моррис задумывается и, кажется, забывает, что собирался удалять из зала каждого нарушителя.
Теперь слово берет мэр Форстер:
— На самом деле Джулиус Петри ни о чем подобном не упоминал, когда мы выходили на радиосвязь.
— Конечно нет, Джулиус опасался, что сенат может перехватить радиопередачи, — встревает Соня, за что получает хмурый взгляд судьи.
— Известно ли об этом другим повстанцам? — спрашивает Моррис.
— Нет, только Соне и мне, — отвечает Джекс.
— То есть, мистер Петри вам доверял?
Джекс дерзко усмехается:
— Похоже на то.
О, и как этот мужчина может оставаться таким спокойным? Вероятно, он уже давно спланировал побег, такой же крутой, как и он сам. Я бы доверилась ему безоговорочно, в конце концов, он — Непобедимый!
— Судья Моррис, — говорит Джекс серьезно, — мне стало известно, что граждане Резура собираются захватить Уайт-Сити. Значит, у вас есть солдаты и армия?
Я пока еще не видела никакой армии, только слышала время от времени, что люди хотят отомстить за то, что из-за отравленной воды очень многие погибли. И они хотят сражаться, чтобы питьевая вода распределялась поровну. Что было бы справедливо.
Судья прочищает горло:
— Стражи города обучили несколько мужчин.
— Стражи города? — Глаза Джекса расширяются. — Вы смеетесь надо мной. Я пойду один… если вы меня оправдаете.
— И вы считаете, что справитесь?
— Я могу быть почти невидимым, хорошо ориентируюсь в городе и под городом. К тому же, один я буду быстрее. И если это не сработает, больше никому не придется отдавать свою жизнь.
Я судорожно вздыхаю. Он собирается играть в героя? Когда-нибудь удача может отвернуться от него, непобедимый он или нет. Но если это его единственный шанс стать свободным, пусть с тяжелым сердцем, но я должна принять этот самоубийственный поход.
— Воин может передать сведения, как мы живем! — снова кричит кто-то из публики.
Мэр Форстер просит слова, и Моррис кивает ему.
— Сенат знает об этом уже давно, иначе они бы нас не боялись. Но нам надо позаботиться еще и о том, чтобы люди под куполом узнали, что происходит здесь, снаружи, чтобы они восстали против своего режима и свергли его.
По залу расходится возмущенный рокот. Бургомистр на нашей стороне! Кто бы мог подумать.
— Я подытожу, — говорит Моррис. — Джексон Картер: бывший Воин, убивал, — количество неизвестно, — граждан Резура. Восстал против режима, помог повстанцам бежать и вернул домой гражданку нашего города. Готов и впредь рисковать своей жизнью, чтобы нам помочь. Он мог бы вернуться в Уайт-Сити, чтобы обеспечить нас бóльшим объемом воды и уничтожить вражеское вооружение.
От волнения мне хочется грызть ногти, но вместо этого я продолжаю сдавливать руку Сони. Она терпеливо это переносит.
Когда судья Моррис обращается к присяжным, я задерживаю дыхание.
— Я спрашиваю вас, дорогие присяжные, простим ли мы мистера Картера, если он уничтожит ангар с летательными аппаратами и добудет воду? Станет ли он свободным гражданином Резура? Или он должен заплатить за свои поступки?
Люди позади нас склоняют головы друг к другу для обсуждения.
Я усиленно стараюсь расслышать доносящиеся обрывки разговора: «Уайт-Сити прекратил поставки воды. Если он не пойдет, мы погибнем от жажды или перемрем из-за зараженной воды…», «Это действительно правда на счет летательных аппаратов? Если они нападут с воздуха, у нас нет шансов…», «Мы не можем позволить убийце уйти! Кроме того, я ему не доверяю…».
Я нервно ерзаю на стуле, не спуская глаз с Джексона. Он спокойно смотрит на меня, но его руки дергаются, словно он мысленно старается разорвать оковы.
«Вдох, выдох», — думаю я, надеясь не упасть в обморок. Ожидание убивает меня! Во рту сухо, в висках пульсирует.
Когда один из присяжных сообщает: «Мы готовы объявить решение», я настолько сильно впиваюсь пальцами в руку Сони, что на этот раз она отдергивает руку.
— Пятеро из нас считают, что мистер Картер станет свободным гражданином Резура, если выполнит свою миссию.
Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать сказанное. Это значит, что Джекс свободен?
Я взвизгиваю и выбегаю на сцену. Джекс широко улыбается, когда я прыгаю к нему на колени и обнимаю его. Я осыпаю его поцелуями, которые он жадно возвращает. На глазах у всех! К сожалению, из-за наручников он не может меня обнять. Но так приятно чувствовать его: его тепло, мягкие волосы и греховные губы.