Я разговаривала с Соней об Аутленде. Она единственная, кому удалось проникнуть оттуда в город. Соня перелезла через стену, — она зовет ее «второе кольцо», — в зону отчуждения и действительно смогла укрыться в системе канализации. Там она однажды, страдая от голода, наткнулась на Джулиуса. Она рассказала ему всё о том, что происходит снаружи, и они запустили через стену дрон15, чтобы наладить радиоконтакт с Аутлендом. Люди там отстают от прогресса, потому что много лет прожили под землей. Они сейчас примерно на том уровне развития, какой был до взрыва бомбы в девятнадцатом веке: лечатся травами, используют паровые машины, которые могут работать и на загрязненной воде, транспортные средства на рельсах и простейшую кабельную связь. Рассказанное околдовывает меня. Я с нетерпением жду, когда смогу выйти наружу.
Осторожно, чтобы не разбудить Джекса, я переворачиваю другой стороной влажную тряпку на его лбу. Он внезапно бормочет:
— Спасибо, что ты обо мне заботишься, док.
Мне с трудом удается сдержать слезы. Я постепенно превращаюсь в нытика, это уже не нормально.
— Конечно я забочусь о тебе. И не только потому, что я врач. Я сделала бы это в любом случае.
— Прошло так чертовски много времени с тех пор, как кто-то заботился обо мне. — Он снимает тряпку со лба и вытирает ею свою грудь. Его рука так и остается лежать там. Я осторожно вынимаю из нее тряпку и откладываю в сторону. Она больше ему не нужна.
Когда я уже думаю, что он снова уснул, он говорит тихо:
— Я вырос в интернате, как и все Воины. О первых годах, проведенных там, у меня остались приятные воспоминания: воспитательницы хорошо заботились о нас и окружали нас любовью. Примерно до тех пор, пока нам не исполнялось восемь лет. Тогда начинались жесткие тренировки.
Я задерживаю дыхание. Джекс впервые рассказывает мне что-то личное. Может быть, их воспитывают в таких учреждениях для того, чтобы у них не было слишком близких отношений с родственниками, и те не могли оказать на них влияние? Поэтому у них нет никого кроме братьев и командиров, которых им дают сверху?
— Бывшие Воины каждый день приводили нас в лагерь на окраине города. Там были только муштра и наказание. Думаю, это притупило мои чувства. — Он поворачивается ко мне и, не открывая глаз, ищет рукой мою руку. Я поспешно хватаю ее. — Я почти забыл, как это приятно, когда кто-то о тебе заботится. — Джекс зевает, сдавливает мои пальцы и молчит.
Несколько минут я пристально смотрю на него: на его четко очерченное лицо, мускулистое тело, руки, слегка покрытые волосами — я могла бы смотреть на него бесконечно. К сожалению, мои веки настолько тяжелые, что я тушу свечу и укладываюсь поближе к Джексу. Я очень рада, что самое худшее он выдержал, и сделал мне такое признание. Он не настолько зачерствел, как думает. Его поступки ясно это показывают. Чувства были глубоко запрятаны в нем, и его состояние открыло их. Может быть, всё же, для нас есть надежда.
* * *
— Ты уже проснулась? — шепчет он.
— Теперь да. — Я смотрю в темноту, наслаждаясь теплом тела за моей спиной и мужской рукой у себя на животе, которая ползет под мою футболку. — Сколько сейчас времени?
Джекс тычет пальцем в свой хендиком:
— Пять часов утра.
Только теперь ко мне возвращаются воспоминания. Я спала как убитая. Джекс был болен! Я быстро нащупываю фонарик, включаю его и разворачиваюсь в его руках.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, просто еще немного сонный, но, чтобы сходить на ведро и помыться, сил хватило. — По крайней мере его озорная улыбка никуда не делась.
— Ты мог бы и разбудить меня! — Типичный крутой парень, оправдывающий свое прозвище «Непобедимый». Он всегда поднимается.
— Ты так сладко спала, — бормочет он мне в ухо.
Сладко? Он действительно использовал это слово? Я чувствую трепет внутри.
Джекс обнимает меня и притягивает к себе. Я сижу как раз на его самом интересном месте, которое через его трусы мягко прижимается к моей промежности. В остальном Джекс обнажен, а на мне надеты трусики и футболка.
— Интересно, я еще могу? — спрашивает он, и его невероятно голубые глаза обращаются ко мне, вернее, к моим соскам, которые проступают сквозь ткань.
— Ты о чем? — отзываюсь я, хотя знаю, в какую сторону пойдет разговор. Мой клитор начинает слегка пульсировать.
— Я слышал, что сказал Джулиус. Что в инъекциях было средство для потенции. Что, если без уколов я больше не могу…
— О… эм… конечно ты можешь. — Когда проснулась, я почувствовала, как кое-что твердое прижималось к моим ягодицам. Это точно была не винтовка. И это «кое-что» снова на верном пути к действию. Всё внутри меня сжимается.
Джекс чешет голову и опускает руки по бокам от себя:
— Может, нам стоит проверить? Тем более, уже давно наступило время для процедур, верно?
Его взгляд такой невинный, что я не могу сдержать улыбку.
— Тебе это обязательно сейчас нужно узнать?
— Немедленно. — У него феноменальный взгляд с поволокой, он что, тренировался перед зеркалом? — Но я так слаб. Тебе придется меня раздеть.
— Придется? — спрашиваю я снисходительно-самодовольно и обвожу пальчиком его соски, пока они не становятся такими же твердыми, как у меня. Этот мужчина недопустимо горяч и он хочет секса. Немедленно!
Я взволнована и совершенно не знаю, почему. В конце концов, мы уже занимались сексом. Но тогда процессом управлял он. Теперь моя очередь.
Обеими руками я провожу по его жесткому, плоскому животу вниз и просовываю кончики пальцев под резинку трусов. Затем сую пальцы глубже и тяну слипы16 вниз. Наполовину эрегированный член лежит на животе.
Я медленно стягиваю свою футболку через голову, пристально наблюдая при этом за реакцией Джекса. Член дергается, мышцы живота на пару секунд напрягаются. После того, как я снимаю с себя трусы, он смотрит себе между ног и тихо говорит:
— Мне кажется, ему нужно устное поощрение, чтобы…
Прежде, чем он успевает договорить, я опускаюсь на колени рядом с ним и беру еще не полностью эрегированный член в рот. Джекс издает тихий стон, член сразу становится твердым и упирается мне в нёбо.
Мой язык щекочет гладкую головку и проникает в щель. Думаю, Джексу это нравится, потому что в этот момент он поднимает бедра мне навстречу. И когда я провожу языком по краю головки, похоже, тоже нравится. А мне в равной степени нравится, что Джекс, в некотором роде, находится в моей власти.
Я беру в руку яички, поглаживаю их большим пальцем и глубоко заглатываю ствол. Мое лоно пульсирует всё сильнее. Я хочу, наконец, почувствовать его в себе. Между половых губ уже стало влажно, просто оттого, что я делаю минет.
Член мокрый от слюны, и я пользуюсь этим, чтобы сделать массаж. Большими пальцами я нажимаю на шрам и веду вдоль затвердевшей ткани.
— Это потрясающе, док, — говорит он, тяжело дыша.
— Я больше не Сэм? — поддразниваю я.
— Меня возбуждает, когда я называю тебя док. Я представляю, как прихожу к тебе на прием, и ты соблазняешь меня, пользуешься мной для своего удовольствия, делаешь всё, что захочешь.
— Даже так? — Недолго думая, я сажусь на Джекса, крепко удерживаю член у основания и приставляю ко входу во влагалище. Толстая головка растягивает вход, затем в меня проскальзывает остальная часть члена — так глубоко, что почти причиняет боль, но эта мягкая боль только еще сильнее распаляет меня. Это так приятно — быть одним целым с Джексом.
Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами:
— Ты потрясающая!
— Я думала, ты предпочитаешь быть боссом и руководить всем.
— Да, я люблю слышать, как ты стонешь подо мной, но время от времени неплохо поменяться ролями. — Он со вздохом закрывает глаза и мотает головой из стороны в сторону, постоянно ударяя бедрами мне навстречу. То есть он хочет большего? Это он и получит, я и так уже едва сдерживаюсь. Я насаживаюсь на него всё быстрее, трусь о него клитором и целую его соски. Я скачу на моем обессиленном Воине, доставляя себе удовольствие, потому что нам обоим нравится это.