Занялся рассвет, взошло солнце и разбудило девушку.
– Я проспала всю ночь! А вы работали!
– Э, пустяки! Я не скучал.
– У вас даже голова запылилась…
«Трудно сказать, на сколько лет я постарел сегодня», – подумал Бенвенуто, но не почувствовал никакого сожаления. Он успел соткать коврик, и девушка была теперь самым счастливым человеком на свете.
В другой раз Бенвенуто довелось повстречаться с одним старым-престарым стариком.
– Мне так жаль, – говорил старик, вздыхая, – мне так жаль, что приходится умирать, не сыграв напоследок в карты. Все мои друзья уже умерли.
– Ну, а если дело только за этим, – сказал Бенвенуто, – то в подкидного я тоже умею.
И они стали играть. Бенвенуто не хотел садиться, но старик вдруг раскричался на него:
– Ты нарочно остался стоять, чтобы подсматривать сверху в мои карты! Хочешь нечестно обыграть меня! Хочешь воспользоваться тем, что я бедный, несчастный старик!
И Бенвенуто, как упал от неожиданности на стул, так и не вставал с него до конца игры. Он так растерялся, что перепутал карты и проиграл. А старик потирал руки от удовольствия, словно мальчишка, наворовавший груш.
– Еще разок! – весело предложил он.
Бенвенуто хотел было подняться с этого стула, который отнимал у него дни, месяцы, а может быть, и годы жизни, но ему жаль было огорчать бедного старика. Он продолжал сидеть и проиграл во второй раз, а затем и в третий. Старик, казалось, помолодел от радости.
– Эти годы он взял у меня, – пробормотал Бенвенуто, глядя на себя в зеркало. Волосы его словно покрылись инеем. – Ну ничего, – утешал он себя, – кто знает, сколько уже времени этот старик мечтал поиграть в карты…
И так каждый раз, когда нашему Бенвенуто случалось присесть, чтобы помочь кому-нибудь, у него седели волосы. Потом постепенно согнулась спина, точно дерево под сильным ветром, и потускнели глаза. Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту старел. Скоро у него уже не осталось ни одного темного волоса, Люди, знавшие его историю, говорили:
– Много же пользы принесли тебе твои добрые дела, Бенвенуто! А ведь думай ты только о себе, был бы ты сейчас молодым парнем.
Но Бенвенуто не соглашался с такими речами. Каждый седой волос напоминал ему о каком-нибудь добром деле. Так о чем же ему было жалеть?!
– Ты мог бы сохранить жизнь для себя, а не раздавать ее всем понемножку, – говорили ему соседи.
Но Бенвенуто только улыбался и качал головой. Он думал о том, что каждый седой волос помог ему найти нового друга, и таких друзей у него были тысячи и тысячи. Бенвенуто не знал устали в своих странствиях, хоть и опирался теперь на палку и часто останавливался, чтобы передохнуть.
– Скитался я, скитался, попал вот в эту страну и решил в ней поселиться, – закончил свой рассказ Бенвенуто, – я здесь я продолжаю заниматься отцовским ремеслом – ремеслом старьевщика.
– Но ведь на свете сколько угодно других стран, – удивился Цоппино, – почему бы вам не выбрать какую-нибудь получше этой?
Бенвенуто улыбнулся:
– В этой стране люди нуждаются в моей помощи больше, чем в любой другой. Это ведь самая несчастная страна на свете. Значит, тут мне и место.
– Как это верно! – воскликнул Джельсомино. Он растрогался до слез, слушая рассказ старика. – Вот самый правильный путь! Теперь я знаю, что мне делать с моим голосом. Он должен помогать людям, а не приносить им несчастья.
– Ну, это тебе будет нелегко, – заметил Цоппино, – например, не вздумай напевать колыбельную песенку – детишки только пуще разревутся. Ведь твой голос способен перебудить целую страну.
– Но будить спящих тоже бывает иногда очень полезно, – заметил Бенвенуто.
– Этим я и займусь! – решительно заявил Джельсомино.
– Нет, сначала ты займешься своим коленом, – сказал Цоппино.
Колено действительно все распухало и распухало. Джельсомино уже не мог ни ходить, ни стоять. Тогда решили, что он, пока не поправится, будет жить у Бенвенуто. Ведь он почти никогда не спал и мог позаботиться о том, чтобы Джельсомино не распевал во сне и не угодил таким образом в лапы полиции.
Глава пятнадцатая, в которой Бананито переселяется в тюрьму и готовит себе завтрак при помощи карандаша
Бананито, как вы помните, вышел рано утром из дома и пошел куда глаза глядят. У него не было никаких определенных планов. Просто ему хотелось поскорее что-нибудь нарисовать, чтобы показать всем свое мастерство.
Привратники, орудуя шлангами, поливали водой улицы. Они перебрасывались шутками с рабочими, которые, нажимая на педали велосипедов, спешили на фабрику, ежеминутно рискуя попасть под холодный душ. Утро было ясным и светлым. Баианито чувствовал, как в его голове бродят тысячи великолепных замыслов. Внезапно ему почудился необыкновенный аромат и показалось, что среди булыжников мостовой вдруг распустились мириады фиалок.
«Вот самое лучшее из того, что я мог бы сделать!» – решил Бананито. И там же, где стоял, около ограды какой-то фабрики, он уселся на тротуар, достал из коробки кусок мела и принялся за работу. Вокруг сразу же столпились рабочие.
– Готов спорить, – сказал один из них, – что сейчас он нарисует кораблик или каких-нибудь голубков. Только где же собака, что держит шапку для подаяния?
– Я слышал однажды, – сказал другой рабочий, – такую историю. Какой-то художник провел на земле красную черту. Люди, что собрались вокруг, стали ломать себе голову соображая, что бы это значило.
– Ну и что же?
– Спросили наконец у художника. И он ответил: «Я хочу посмотреть, кто из вас сможет пройти под этой чертой, а не над ней». Потом он надел шляпу и ушел. Он, наверное, был немножко…
– Ну, этот, пожалуй, еще в своем уме, – перебил кто-то. – Посмотрите.
Бананито ни на секунду не отрывался от работы и рисовал так быстро, что трудно было уследить за его рукой. И на тротуаре в точности так, как он задумал, возникла целая клумба настоящих фиалок. Это был всего лишь рисунок, но такой прекрасный, что воздух внезапно оказался напоенным ароматом цветов.
– Мне кажется, я чувствую запах фиалок, – прошептал один из рабочих.
– Скажи лучше – запах тыквы, а не фиалок, пе то тебя в два счета упрячут в кутузку, – посоветовал ему товарищ. – Но запах чувствуется – это верно!
Все молча стояли вокруг Бананито. Было так тихо, что слышалось даже, как поскрипывает его мелок. С каждым новым штрихом, ложившимся на тротуар аромат фиалок все усиливался. Рабочие заволновались. Опи переминались с ноги на ногу, перекладывали свертки с завтраками из руки в руку, делали вид, будто проверяют, хорошо ли накачаны шины велосипедов, но не упускали из виду ни одного движения Бананито и только потягивали носами, чтобы полнее насладиться чудесным ароматом, который так радовал сердце.
Взвыл заводской гудок, призывавший их на работу, но никто не двинулся с места. Кругом только и раздавалось: «Молодчина! Вот это молодчина!»
Бананито оторвался наконец от работы, взглянул на собравшихся и прочел в их глазах столько благодарности, что даже смутился. Он собрал свои краски и поспешно зашагал прочь.
Один из рабочих догнал его:
– Что с тобой? Куда ты? Подожди минутку, сейчас мы вывернем карманы и отдадим тебе все наши деньги. Никому из нас еще не доводилось видеть такие замечательные рисунки.
– Спасибо, – пробормотал Бананито, – большое спасибо!
И он поспешил на другую сторону улицы, чтобы поскорее остаться одному. Сердце его билось так сильно, что куртка на груди приподнималась, как будто под нею прятался котенок. Бананито был по-настоящему счастлив. Он долго бродил по городу, не решаясь, однако, приняться за какой-нибудь новый рисунок.