Джакомон почувствовал, что еще минута — и он растрогается до слез.
«Как я ошибся, — думал он. — Жестоко ошибся, избирая свой жизненный путь. Но теперь уже слишком поздно, чтобы начинать сызнова».
Воспользовавшись движением в толпе, он незаметно отошел от своего собеседника, покинул площадь и побрел дальше по пустынным улицам. Двенадцать париков уныло шуршали в его саквояже. Пока Джакомон шел по городу, он не раз замечал, как из канализационных люков выглядывали чьи-то физиономии, которые ему кого-то напоминали. Не его ли это пираты? Но головы сразу исчезали.
Джакомон решил было покончить счеты с жизнью и направился прямиком к реке. Однако, придя на берег, он передумал. Открыл саквояж, достал оттуда свои парики и один за другим побросал их в воду.
— Прощайте, — прошептал им Джакомон. — Прощайте, жалкие врунишки!
Но парики не погибли. В тот же день их изловили мальчишки, которые разбойничали на реке не хуже крокодилов. Маленькие озорники высушили парики на солнце, нацепили их на свои стриженые головы и устроили веселое красочное шествие. Они смеялись и пели, не ведая того, что это были похороны королевства Джакомона.
А пока Джакомон уходит навсегда, и, надо признать, ему здорово повезло, что у него остался еще шанс стать где-нибудь президентом или, по крайней мере, секретарем почтенного Клуба лысых, — мы с вами снова заглянем на площадь.
Окончив свою грозную песню, Джельсомино вытер пот со лба:
— Ну вот, и с дворцом покончено.
Но сердце у него щемило от мысли: Кошка-хромоножка так и не нашлась.
— Куда она могла запропаститься? — спрашивал себя наш герой. — Уж не осталась ли она лежать под развалинами сумасшедшего дома? Ведь я умею так здорово все рушить.
Однако толпа не давала ему покоя, как бы отгоняя его горестные мысли.
— Колонну, — кричали ему со всех сторон, — нужно свалить колонну!
— А зачем?
— Да на ней же изображены походы и подвиги короля Джакомона. Это тоже сплошная ложь. Лысый толстяк сиднем сидел в своем дворце.
— Хорошо, — согласился Джельсомино. — Я спою колонне такую серенаду, что ей не поздоровится. Только отойдите все подальше, не то она вас задавит.
Люди, стоявшие возле колонны, поспешно отступили назад, вся толпа на площади заколыхалась, как море при сильном ветре. И тут наконец Джельсомино увидел на колонне, метрах в двух от пьедестала, хорошо знакомое ему изображение кошки на трех лапах.
— Хромоножка! — воскликнул он, и у него сразу отлегло от сердца.
Рисунок вздрогнул, контуры его искривились, но потом снова замерли.
— Хромоножка! — позвал Джельсомино еще громче.
На этот раз голос проник в мрамор, преодолев его сопротивление. Кошка-хромоножка отделилась от колонны и, спрыгнув на землю, прошлась прихрамывая.
— Как я рада, как я рада! — мяукала она, целуя Джельсомино в щеку. — Если бы не ты, пришлось бы мне остаться здесь на этой колонне, пока в конце концов дожди не смыли бы мое изображение. Всем известно, что я люблю чистоту. Но мне вовсе не хотелось бы погибнуть от излишнего мытья.
— А я на что? — раздался тут возглас Бананито, который, усиленно работая локтями, пробрался наконец к своим, а теперь и нашим общим друзьям. — Если с тобой случится такая беда, Хромоножка, я снова нарисую тебя, и ты будешь еще красивее и правдоподобней, чем раньше.
Троим друзьям, которые только что встретились, столько еще нужно порассказать друг другу. Поэтому не будем им мешать и оставим их в покое.
А колонна?
Да кому, собственно, может помешать одиноко возвышающаяся колонна? Изображенная на ней ложь будет напоминать людям о тех временах, когда страной правил беззастенчивый лжец, и достаточно было одной хорошо спетой песни, чтобы рухнуло все его королевство.
ГДАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Конец у нашей повести простой:
Споры нельзя разрешать войной.
Hаша история будет совсем закончена, когда вы узнаете содержание тех листков, которые я забыл в кармане, торопясь дописать предыдущую главу. Это последние листки заметок, сделанных мною в тот день, когда Джельсомино рассказал мне о своих приключениях в Стране лжецов. Вот я вижу на одном из листков, что о дальнейшей судьбе Джакомона ничего не известно. Поэтому я не могу вам сказать достоверно, стал ли он порядочным человеком, или пиратские ноги снова вывели его на плохую дорогу.
На другом листке записано, что хотя Джельсомино и был очень доволен тем, что ему удалось сделать, однако, всякий раз проходя по главной площади, он чувствовал какую-то неловкость, словно человек, которому в ботинок попал камешек.