У мамы вырывается нервный смешок:
– А почему, по-твоему, он написал не Джем, не мне, а тебе? Он прекрасно знает, что может обвести тебя вокруг пальца. Ты всегда смотрела на него сквозь розовые очки, Дикс. Ты переплюнула даже меня в те годы, когда я его встретила.
Ничего не ответив, Дикси встает и уходит в нашу комнату, сжав письмо в руке.
Ей вслед летит мамин крик:
– Не обольщайся, детка, он обманет и тебя.
Я жду, что мне станет легче от ее слов. Станет легче от того, что папа написал Дикси только потому, что ее проще одурачить, как и сказала мама. Но какая-то маленькая часть меня все еще хочет быть на ее месте. Я была бы так счастлива, если бы это письмо было адресовано мне. Я так хочу, чтобы это меня он пытался обвести вокруг пальца.
Мама тихо опускается на пол рядом со мной:
– Хорошая пицца, правда?
Я киваю, наблюдая, как она вытягивает ноги, прижавшись спиной к дивану.
– Знаю, тратить деньги на какую-то пиццу – очень плохая идея. Но мне так хотелось. Знаешь, это тот самый момент, когда тебе это просто необходимо. Понимаешь?
Да, мам. Прекрасно понимаю.
– Приглядывай за ней, Джем.
Как будто мне нужно напоминать об этом.
– В школе она притворяется, что мы вообще не знакомы.
Мама жмурится, потирая виски, так, словно от нашего разговора у нее разболелась голова:
– Все равно присматривай, Джем. Как только можешь.
6
Всю следующую неделю Дикси практически не разговаривает со мной. В школе это всегда было обычным делом, но теперь пытка молчанием продолжается даже дома. Странно было и то, что мама проводит эту неделю с нами, уходя только на работу, и будучи абсолютно трезвой. Складывается ощущение, что она почти сторожит наш дом, напряженно ожидая дня, когда на пороге появится отец. Она покупает нам немного продуктов – жареного цыпленка, соус для спагетти, рис в пакетиках для быстрого приготовления. Спрашивает меня, как прошел мой день в школе. А в выходные даже готовит нам завтрак – далеко за полдень, но все же.
Я понимала, что это долго не продлится.
Все, чего мне хочется, как можно скорее увидеть мистера Бергстрома и поговорить. Но на нашей встрече в понедельник я не могу выдавить ни звука. Слова застревают в горле, мысли путаются в моей голове. Он просит меня нарисовать свои переживания на доске, но я отказываюсь. Он спрашивает, прочитала ли я письмо, но я вру и говорю, что нет.
Привычно откинувшись в кресле, мужчина ерзает и снова подается вперед, скрестив руки на столе перед собой:
– Честно говоря, ты меня очень беспокоишь, Джем. Ты явно расстроена, и я бы очень хотел знать почему. Твоя мама узнала, что мы оформили заявку на обеды? Она разозлилась?
– Нет.
– Скажи, почему ты не хочешь мне довериться? Я сделал что-то не так?
Я качаю головой. Он и вправду не сделал мне ничего плохого. Проблема в другом: я не доверяю никому. Даже тем, кто явно этого заслуживает.
– Ладно. Я не собираюсь на тебя давить. С кем-то это работает, но ты явно не из них. Но все же… – Задумавшись, он долго молчит и продолжает: – Джем, пойми, что я на твоей стороне. Мне не наплевать. Да, слушать тебя – моя работа, но дело не в этом.
Некоторое время мы сидим в полной тишине. Я спрашиваю у него разрешения уйти. Он соглашается, и впервые на его лице не появляется привычной успокаивающей улыбки. У меня такое чувство, что я его подвела.
Неделя тянется медленно, каждый день похож на предыдущий. Я ем в школе и дома. Я делаю домашнюю работу, убираюсь в своей части комнаты, курю свои сигареты. Каждый мой день проходит в напряженном ожидании. Я нутром чувствую, что вот-вот случится что-то очень важное.
Интуиция меня не обманывает.
В следующий вторник меня вызывают с самого утра, прямо на уроке английского.
– Джем, тебя вызывают в кабинет, – произносит миссис Кантрелл, повесив телефонную трубку.
Некоторые оборачиваются на меня, в том числе сидящая прямо передо мной Хелена Мафи.
– Что же ты натворила, Джем?
– Ничего.
Стоит мне подняться, как меня тут же одергивает миссис Кантрелл:
– Лучше захвати свои вещи.
Минутная стрелка напоминает, что до конца урока всего десять минут. И я слушаюсь.
Конечно же отец не мог придумать ничего лучше, чем заявиться вот так – прямо в школу посреди учебного дня. Если он планировал обратить на нас столько внимания, сколько вообще возможно, у него это явно получилось.
Я увидела его уже на подходе к кабинету мисс Бихейри, заведующей по посещаемости. Отец, увлеченный разговором с заведующей, стоял ко мне спиной. Но я смотрела не на него. Я смотрела на лицо Дикси. Она сияла, широко распахнутые, блестящие детским восторгом глаза смотрели на отца не отрываясь. Холодная, слишком крутая для общения со мной в школе, Дикси исчезла, будто ее никогда и не было.