Оглядевшись, я обнаруживаю, что кровать Дикси пуста. Сестра всегда имела обыкновение тихонько слоняться по дому ночью, но что-то подсказывает мне, что это не тот случай. Навострив уши, я слышу два голоса, Дикси и мамы, доносящихся из нашей гостиной.
Поднявшись с кровати, я крадусь по коридору и замираю в темноте, совсем рядом с гостиной. Они сидят на диване, почти вплотную. По плечам мамы небрежно рассыпались светлые, с темными кончиками волосы.
Когда до меня доносится еле слышный хруст, я приглядываюсь и замечаю в руках Дикси пачку чипсов. К хрусту присоединяется еще один шелестящий звук, в котором я не сразу узнаю воодушевленный, явно с трудом сдерживаемый шепот сестры. В какой-то момент мне чудится, что она говорит обо мне, но я тут же прогоняю эту мысль. Мне и раньше казалось, что мама и сестра частенько обсуждают меня за моей спиной, особенно с тех пор, как Дикси перешла в старшую школу. Только с вторжением сестры в мою отшельническую школьную жизнь я почувствовала что-то новое, но очень неприятное: нас не сравнивал только ленивый. Конечно же все замечали, что у меня нет друзей, как будто в этом было что-то плохое. На самом деле это очень удобно: я могу заглядывать к мистеру Бергстрому, школьному психологу, в любой момент, не боясь, что кто-то станет совать в это свой нос. С появлением Дикси весь мой привычный мир рухнул, и мне пришлось смириться с тем, что теперь я находилась под неусыпным наблюдением сестры, всегда готовой настучать на меня маме.
Интересно, что она может говорить обо мне сейчас?
«Джем – изгой».
«Джем вечно сидит в кабинете психолога».
«Джем берет деньги у младшеклассников, чтобы купить себе равиоли».
Меня передергивает от этого шепота внутреннего голоса, и я делаю шаг назад, в темноту коридора, чтобы видеть и слышать все, что происходит, но оставаться незамеченной. Я практически перестаю дышать, чтобы разобрать шепот Дикси.
– …так что я не стала переодеваться. И уж точно не собиралась после его мерзкой фразы: «Ох, когда же я снова увижу тебя в шортах, Дикси?» Придурок. Я пожаловалась мисс Моузер, но она все еще считает это прогулом. Поэтому они тебя и вызвали.
А, она говорит о Джиме с физкультуры, а не обо мне.
Облегченно выдохнув, я нервно почесываю руку, совершенно забыв о том, что хоть меня и не видно, но слышно прекрасно. Мама и сестра поворачиваются в мою сторону почти синхронно. На груди мамы, скрытой под черным топом, висят многочисленные подвески и кулоны на кожаных шнурках. На выглядывающей из-под ткани ключице виднеется краешек татуировки с русалкой. Мама всегда притягивала взгляды, точно так же, как и Дикси. В ее лице сквозило то, чего не найти ни у моделей, ни у актрис: завораживающая, притягательная харизма. Внутренняя сила, не заметить которую было просто невозможно. Даже здесь, на этом потрепанном временем диване, мать и сестра составляют такой убийственной силы тандем, что я почти физически начинаю ощущать, как моя невзрачность на их фоне становится очевидней вдвойне.
Мама подает голос первой:
– А вот и ты. Мы тебя разбудили?
Она натягивает одну из своих самых искусственных улыбок. Натягивать улыбку для Дикси ей никогда не приходится. Мистер Бергстром как-то спросил, не надумываю ли я. К несчастью, он ошибался – и явно изменил бы свое мнение, если бы увидел эту улыбку своими глазами.
Пустая пачка чипсов хрустит в маминой руке, а в голосе слышатся виноватые нотки.
– Мы только что их прикончили. Там всего-то полпачки оставалось.
– Где ты была?
Эти слова вырываются неожиданно для меня самой.
Глаза Дикси в один момент возмущенно округляются: она ненавидит эти моменты. Моменты, когда только я могу напомнить маме, кто она для нас, и разрушить хрупкую иллюзию сестры. Сломать эту глупую картинку, где мама – всего лишь еще одна из ее подружек, тех, что приходят домой пожаловаться на своих парней, лишний вес и пустой кошелек. Из тех, кто никому не позволяют указывать, как справляться со всем этим и выживать. Конечно, присматривать за мамой – далеко не то, о чем я мечтала. Но я, в отличие от сестры, понимаю, что кто-то определенно должен это делать. Если не Дикси, то я.
Я делаю шаг в гостиную. Мама зачем-то касается черных кончиков своих волос, перед тем как смять пустую упаковку из-под чипсов. Она вряд ли догадывается о том, что я все знаю. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы заметить, что она уже полгода как пьет и что-то принимает. Ее день рождения был в сентябре. Именно тогда она снова сорвалась.
Всего один бокал вина. Всего пару затяжек. Ведь ничего плохого не случится, верно, мам? Так ты говорила? Приблизившись, я вглядываюсь в мамины глаза с единственной целью – разглядеть, что же она приняла в этот раз: бокальчик вина, косячок, а может, и то и другое?