– Я нашла ее в твоем рюкзаке прошлой ночью, когда рылась там в поисках телефона. И решила забрать себе на случай, если больше никогда тебя не увижу. Наверное, тебе она нужнее.
Должно быть, так оно и есть. Пусть она и была всего лишь нелепой постановкой родителей, это все еще были мы – маленькая правда в океане лжи.
Взяв фотографию за край, Дикси всматривается в наши лица:
– Ты всегда можешь позвонить мне, если тебе понадобится наша помощь, Джем. Ты же не можешь жить на улице.
– Я и не буду жить на улице. Обещаю.
Она передает мне бумажный квадратик. Сложив фотографию, я прячу ее глубоко в кармане пальто. Рука все еще пульсирует, укрытая целлофаном, и я задираю рукав, рассматривая заживающую татуировку.
– Через пару дней она начнет страшно чесаться, – говорит Дикси. – Но не расчесывай ее ни в коем случае. Держи руку в чистоте, увлажняй кожу кремом. Если картинка начнет шелушиться, не волнуйся, она не сойдет. Это всего лишь поврежденный верхний слой кожи, как царапина.
– Какие же они красивые, – выдыхаю я, рассматривая две маленькие звезды, навсегда соединившиеся вместе.
– Да, – отвечает Дикси и улыбается. – Очень.
27
Дикси решает добраться до дома на такси. Мы прощаемся на пароме, потому что у машины, где сидит водитель и тикает счетчик, этого уже не сделаешь. Устроившись в следующем такси, я еду прямо в офис мистера Бергстрома.
Дверь кабинета закрыта. Постучав, я несмело приоткрываю ее. Мистер Бергстром сидит в своем кресле, как и обычно, перед ним – один из его учеников. При взгляде на знакомое лицо меня окатывает волна тепла.
– Привет, – выдавливаю я, с трудом сдерживая выступившие на глазах слезы. – Мне нужна помощь.
Дождавшись, когда он освободится, я выкладываю ему абсолютно все.
– Я нашла огромную сумму денег. Когда я их обнаружила, мне показалось, что именно это поможет мне решить все мои проблемы.
– Ты нашла деньги? Где?
– Я…
– Погоди минутку. – Подняв руку, он понижает голос.
– По закону ты обязана сообщать о найденных деньгах. Для властей они не представляют особого интереса, но в противном случае это посчитают за кражу. Ты ведь нашла не астрономическую сумму, верно?
Если бы он только знал, что я нашла тридцать тысяч долларов под собственной кроватью. Наверное, в такое было бы очень сложно поверить.
– Нет, конечно, – отвечаю я, – не так уж и много.
Всего на мгновение в мое сердце закрадываются сомнения. Правильно ли я сделала, рассказав ему об этом? Проблемы с отцом меня никогда не пугали, но проблем с законом я точно не хочу. И тем более проблем для мамы и Дикси. Хорошо, что я додумалась не рассказывать Бергстрому о проблемах с наркотиками в моей семье. Но обо всем остальном я говорю: о том, что в нашей квартире я не чувствую себя дома, о том, что никто не заботится обо мне, о том, что я – единственная, кто вечно за все в ответе. Единственная, кто пытается удержать нашу семью от полного краха. Многое из этого он уже не раз слышал.
Пока я говорю, Бергстром быстро записывает что-то в своем блокноте. Затем он поднимает глаза на меня:
– Так куда ты уезжала? Ты пропустила несколько дней в школе. Я волновался.
– Сбежала из дому, – отвечаю. – И я не планирую туда возвращаться.
Раньше, еще на острове, мне казалось, что я разучилась бояться. Только сейчас я понимаю, как же я ошибалась. Прямо сейчас, сидя в кресле напротив мистера Бергстрома, я чувствую дикий, просто животный страх. Мне кажется, что в любую минуту на меня, словно на лесную птицу, может упасть клетка-ловушка. А потом меня поймают и силой отволокут домой.
– И если кто-то попытается заставить меня вернуться, я снова найду способ сбежать.
Поднявшись, я подхожу к двери.
Психолог откладывает ручку в сторону, и я вижу, что он вовсе не злится. На его лице светится мягкая, добрая улыбка.
– Джем, если ты будешь продолжать ходить в школу, а родители согласятся не подавать заявление на розыск, тебя никто не тронет. Ты ведь понимаешь это?
– Правда?
– Да.
– Но почему вы никогда не говорили мне об этом?
Немного подумав, он опускает голову и отвечает:
– Я понимаю, что это прозвучит невероятно глупо, но ты никогда не спрашивала. Ты же понимаешь, что я не могу ходить по школе и предлагать ученикам варианты побега из дому? Особенно если я не уверен, действительно ли им что-то угрожает.
Уставившись на свои руки, я стремительно заливаюсь краской. Кажется, мои проблемы – далеко не самые ужасные на свете.
– Иди сюда, Джем. Присядь.
Я качаю головой.
– Я очень хочу, чтобы ты доверяла мне.
Но я не смогу, если он будет продолжать говорить о проблемах с законом. Нащупав за собой ручку двери, я прижимаюсь к ней спиной: