28
Госпожа Мерфи была старой знакомой мистера Бергстрома. Они познакомились в церкви, которая занималась опекой сирот и детей старшего возраста из неблагополучных семей. Сначала она занималась этим официально, но после ее развода все изменилось. Получив разрешение от миссис Харджо, помощника директора, она временно забирает меня к себе домой. Как выясняется, он получил разрешение на это и от моей мамы.
– Как она это восприняла? – спрашиваю я. – Что она сказала?
Мы вместе садимся в его машину – такую старую, что без слез не взглянешь. Заднее сиденье полностью скрыто под наваленными друг на друга бумагами и коробками.
– Что ж, она расстроилась, как мы и ожидали.
Я провожу пальцем по пыли на приборной панели, оставляя ровную чистую линию:
– Она злится. И очень боится, что ее осудят.
– Нет, нет, Джем, она не злилась. Ей просто было очень грустно. – Он едет осторожно, не превышая допустимой скорости. – Она рада, что с тобой все в порядке. И все поняла. Я предложил ей сделать перерыв в ваших отношениях, как мы обычно это называем. У нас есть один человек, проверенный системой, который сможет присмотреть за тобой, пока твоя мама приходит в себя. Я предложил ей именно это – просто немного отдохнуть.
Я поднимаю глаза на него:
– От меня?
– Я знаю, звучит не очень, но это была самая мягкая формулировка. И она сработала.
– И мне больше не придется возвращаться туда?
Он делает паузу.
– Я не могу тебе этого обещать. Мы должны обставить все так, будто это временно, если, конечно, ты не хочешь проходить сквозь череду судебных разбирательств.
Этого я точно не хочу. И если этого можно избежать, я сделаю для этого все, что в моих силах.
Мистер Бергстром снимает телефон с держателя и протягивает мне:
– Почему бы тебе не позвонить ей? Думаю, она будет рада услышать твой голос.
– Но я… Я не знаю ее номер.
Пошарив в карманах рубашки, психолог вытаскивает записку с аккуратно напечатанным номером и подписью: Адри Тру.
– И что мне ей сказать?
– Я не знаю. Тебе виднее.
Сжав в руках его телефон, я сверлю глазами номер мамы. Там, за окном, сквозь кроны деревьев, густо обступивших дорогу, пробиваются тонкие зеленоватые лучи солнца, как на острове.
– Можно мне просто сказать, что я в порядке и что позже я с ней обязательно свяжусь?
– Конечно, – улыбается он. – Это отличная идея.
Я набираю номер.
– Меня направили на голосовую почту, – шепчу я Бергстрому. В сообщении автоответчика, как и всегда, не было ничего, кроме мелодии песни Stone Temple Pilots «Interstate Love Song».
Я вешаю трубку.
– Хочешь попробовать еще раз? – спрашивает психолог. – Можешь оставить ей сообщение? Думаю, тебе будет легче, если ты это сделаешь.
Я набираю снова, и мама наконец-то поднимает трубку:
– Кто это?
– Мам, это я.
Пауза длится так долго, что я уже готова напомнить ей, как меня зовут, прямо как отцу несколько дней назад. Но мама всегда помнила, как звучит мой голос, и уж точно лучше, чем папа.
– Джем, – только и говорит она.
При звуках своего имени я опять начинаю плакать – не так сильно, как в офисе Бергстрома, но это уже вторые слезы за день после такого долгого периода, когда я обходилась без них.
– Я звоню, потому что… – Мой голос начинает дрожать так сильно, что я не в силах закончить предложение. – С Дикси все хорошо?
– Да, Джем, она в порядке, – отвечает мама. Она вдруг кажется мне до предела уставшей и совсем маленькой. – Она здесь, со мной. Сейчас она спит, но мы дома, вместе.
Я пытаюсь представить Дикси в нашей комнате, маленькую и одинокую, свернувшуюся под одеялом рядом с моей опустевшей кроватью.
– Я собираюсь пожить некоторое время у… у той женщины.
– Думаю, ты права. Мне нужно немного времени на то, чтобы разобраться со всеми накопившимися у нас проблемами, – говорит мама, и я слышу в ее голосе слезы.
Мысли путаются. Я не знаю, что ей сказать, как продолжить этот разговор.
– Мы с Дикси вспоминали тот поход, в который мы ходили с Роксаной.
– Да, – мама громко выдыхает.
– Ты помнишь?
– Конечно.
Нагнувшись к заднему сиденью, Бергстром протягивает мне коробку с салфетками.
Видимо, я снова рискую залиться слезами.
– Я собираюсь попробовать устроиться на нормальную работу, – продолжает мама. – Чтобы приглядывать за Дикси ночью. Я больше не хочу, чтобы… – Она замолкает, но после ее голос начинает звучать звонче, увереннее. – Я не хочу, чтобы ты переживала за нас. И если тебе не понравится жить в чужом доме, если тебе хоть что-то не понравится, знай: у тебя есть дом. И ты всегда можешь вернуться. – Выдержав паузу, она продолжает: – Договорились?