Рождество экипаж "Индевра" встретил в открытом море. 26 декабря Кук внес в свой журнал краткую запись: "Вчера праздновали рождество: на корабле не было трезвых". Бенкс по этому поводу заметил: "Все добрые христиане, говоря по совести, были чудовищно пьяны. Ни одного мало-мальски трезвого человека на борту не было; благо еще, что ветер был умеренным - должно быть, господу ведомо было, в каком состоянии мы находились".
За участие в рождественской оргии Кук никого не наказал. А между тем за четыре месяца плавания пятеро матросов за различные проступки получили по двенадцать плетей, и наказан был помощник боцмана за попустительство к нарушителям судовой дисциплины. Команда уже успела осознать, что командир корабля строг и неумолим.
Однако Кук знал, когда следует чуть ослабить вожжи. После ста двадцати дней плавания дан был день "отгула". Кук слегка кривит душой, а Бенкс ошибается - на борту 25 декабря был один трезвый человек - капитан "Индевра" лейтенант Джемс Кук.
В середине января 1769 года экспедиция остановилась в бухте Буэн-Сусесо, которая лежала на восточном берегу Огненной Земли. Здесь погибли черные слуги Бенкса Ричмонд и Долтон.
25 января 1769 года "Индевр" обогнул мыс Горн. От этого мыса Кук через архипелаг Туамоту прошел к Таити, и 13 апреля 1769 года "Индевр" отдал якорь в бухте Матаваи на северном берегу острова.
Таити... Просвещенным спутникам Бугенвиля этот остров казался живым олицетворением философской идиллии Руссо, миром первобытных счастливцев. Французских гостей очаровывали нежные и теплые краски острова вечной весны, избавленного от кромешного изобилия амазонской сельвы или бенгальских джунглей. Дышали покоем благодатные долины, весело бормотали быстрые ручьи, сбегающие с лесистых гор.
Мнилось околдованным парижанам, будто мирные таитяне живут в золотом веке: любые потребности этих баловней судьбы с избытком удовлетворяет щедрая таитянская природа; растут на могучих деревьях аппетитные хлебные караваи, роняют кроны кокосовых пальм увесистые орехи к ногам беззаботных аборигенов. А в тучной земле зреют на радость этих счастливцев клубни ямса и бататов.
"Остров этот предстал предо мной, - говорил лекарь экспедиции Бугенвиля Филибер Коммерсон, - в таком свете, что я назвал его Утопией, или Страной Счастливых... и как раз такое название достойно страны (быть может, единственной на Земле), где люди живут, не зная ни пороков, ни предрассудков, без забот и раздоров. Рожденные под прекраснейшим небом, вскормленные плодами почвы, которая несметно богата, даже не будучи возделанной, управляемые скорее отцами семейств, чем королями, жители этой страны знают только одного бога, и имя ему Любовь".
Кук побывал на Таити спустя год после Бугенвиля и Коммерсона. Но совсем иначе он оценил не столь уж розовую таитянскую действительность. Сухо, сжато, ясно изложил он свои впечатления.
Многого он не понял. Ведь жизнь обитателей Океании он изучал в то время, когда европейцы почти ничего не знали о раннем прошлом человечества и первобытном обществе. Сын своей страны и своего века, он порой мерил на английский ярд таитянские обычаи, нравы и установления. Но он совершенно верно отметил: нет на Таити всеобщего равенства. Правят на острове алчные вожди (арии), а обездоленные земледельцы (манахуне) с трудом сводят концы с концами. Да, писал Кук, изобильна здешняя природа, но она не даром отдает свои богатства, хотя и не требует непосильных затрат труда...
Он был превосходным наблюдателем и мастером сжатых и точных описаний быта народов, прежде неведомых в Европе. Вот как отзывается о нем как о народоведе видный советский этнограф С. А. Токарев: "Этнографические заметки капитана Кука отличаются - на это уже не раз и давно указывалось - прежде всего большой точностью и достоверностью. Кук умел подчас видеть яснее и понимать вернее, чем иной профессионал-ученый, то, что представлялось его глазам. Он видел не только внешние факты - тип, одежду, украшения, поведение туземцев, но умел распознать и социальные отношения; он разбирался даже в языках туземного населения, очень быстро овладевал им настолько, чтобы объясняться с местными жителями без переводчика. Но главное даже не в этом. Главное, пожалуй, заключается в большой научной, именно научной, хотя Кук не принадлежал к ученому сословию, добросовестности его наблюдений и записей; он всегда резко разграничивал то, что он сам видел и понимал, и то, что можно было предполагать, - разграничение, которое мы не всегда найдем у профессионалов-этнографов более позднего и даже нашего времени" (С. А. Токарев. Истоки этнографической науки. М., 1978, с. 100-10.).