Но никто не явился на мой зов. Никто не покарал богохульников.
Так я столкнулась впервые с теми, кто не верит в богов. Я не знала, как быть, но Лори всё уладила. Она взяла меня на руки, понесла в храм и устроила мне святилище у огня. Я приняла её в жрицы и стала осматриваться.
Наш лесной храм – странное место. Люди сюда не ходят. Пастухи и фермеры вынимают зверей из ловушек, кладут под дубом и звонят в серебряный Колокол Милосердия. Лори выходит из храма и берёт зверя.
Кажется, люди боятся Лори, и правильно делают – она ведь жрица истинной богини. На стук она не выйдет, и на крик не выйдет, только на звон Колокола, напоминающий мне звон кимвалов в моём прежнем храме. Вулли (он хоть и простой кот, но умный) рассказал мне, что Лори нашла Колокол в лесу. Прежде он принадлежал разбойнику Роб Рою и предупреждал его, если поблизости была королевская рать. В храме, на первом этаже, комната с камином (моё святилище как таковое), и ещё одна комната, где хранится пряжа. На втором этаже спит Лори, и туда не пускают даже меня.
За храмом каменное строение. Многих черепиц на его крыше не хватает, и Макмёрдок водил меня туда заглянуть внутрь. Мы видели, как Лори ухаживает за своими больными. Там у неё кролик, землеройка, полевые мыши, птенец, выпавший из гнезда, и горностай с раненой лапкой. Есть и пустые клетки, но Мак сказал мне, что иногда полны они все.
Да, теперь он для меня – Мак, и Вулли дружит со мной, и даже Доркас, большая барыня, даёт мне иногда вылизать котят. О своём божественном происхождении я с ними не говорю, но сама о нём помню и ещё явлю мою силу.
Жрица любит меня, гладит, чешет за ухом, поёт мне песни. Голос у неё нежен и чист, как флейты в моём храме, и, закрыв глаза, я переношусь мыслью в прошлое. Словом, живётся мне неплохо. Еды много, только ловить никого не разрешают, Лори не даёт трогать живые создания.
Все шло хорошо, жаловаться было не на что, пока к нам не явился Рыжебородый.
12
– Надо бы мне с ней потолковать… – сказал отец Энгус, семеня по улице рядом со своим другом. – Не нравится мне, что она с тобой не разговаривает… какая бы тут ни была причина.
– Причина! Да нет никакой причины, – сердито отвечал Макдьюи. – Упрямство одно. Она ведь упрямая, как… ну как я, если хочешь.
– Ты ей других животных предлагал?
– Ещё бы! Принёс ей кошку, сиамскую, породистую, лучше некуда. А она закричала, убежала, уткнулась миссис Маккензи в передник. Кричала, пока я не унёс кошку обратно. Соседи думали, наверное, что я секу свою дочь. Оно бы и не вредно…
– Розгой любви не добьёшься, – сказал Энгус Педди.
Макдьюи невесело кивнул. Он знал это сам; знал он ещё, что соседи говорят так: если ветеринар не пожалел собственную кошку, животных к нему носить опасно. Слухи эти дошли до самых дальних ферм, где его раньше если не любили, то хотя бы уважали. За последние две недели к нему не пришёл ни один фермер.
– Не знаю… не знаю… никак не пойму… – размышлял он вслух, словно Педди не шёл рядом с ним. – Я бы и рад оживить эту кошку. Но принеси она её сейчас, я бы её снова усыпил!
– Без Томасины ей очень одиноко, – сказал священник.
– Да что мне делать? – сердито спросил Макдьюи. – Я всё ждал, что ей надоест, но она упёрлась, как каменная. Смотрит сквозь меня.
Энгус Педди не любил откладывать.
– Пойду поговорю, – сказал он. – Может, что и выйдет. Они дошли до конца улицы и Макдьюи нырнул в свою лечебницу, бросив на прощанье:
– Не выйдет ничего.
А священник подошёл к соседнему дому и увидел на ступеньках крыльца Мэри Руа. Он положил на скамью шляпу и зонтик и сел рядом с ней, думая, с чего бы начать.
– Да… – сказал он наконец и вздохнул. – Моросит и моросит… может, пойдём ко мне, поиграем с Цесси?
Она взглянула на него торжественно и отрешённо и молча покачала головой.
Он тоже взглянул на неё, и сердце его сжалось. Маленькая, некрасивая рыжая девочка сидела на каменной ступеньке, без куклы, без подруги, без кошки. Он знал своё дело и сразу определил чутьём то тяжкое горе, которое до сих пор встречал только у взрослых. Так врач определяет смертельную болезнь по воздуху в комнате.
– Мэри Руа, – мягко и серьёзно сказал он, – ты очень горюешь по Томасине.
Глаза её стали злыми, она отвела взгляд, но священник продолжал:
– Я её помню, прямо вижу, как будто она с нами, тут. Смотри, не напутаю ли я. Если что не так, скажешь.
Мэри Руа неохотно взглянула на него, но и такой знак внимания его ободрил.