– Если ты ошибся, – говорила она, – или запутался, или расстроился, или обиделся – мойся. Если над тобой смеются – мойся. Если не хочешь ссоры – мойся. Помни: ни одна кошка не тронет другую, когда та моется. Это – первое правило кошачьей вежливости. Всех случаев и не перечислишь. Скажем, дверь закрыта, ты не можешь попасть домой – присядь, помойся, и успокоишься. Кто-нибудь гладит другую кошку или, не дай Бог, играет с собакой – мойся, и тебе будет всё равно. Загрустил – мойся, смоешь тоску. Разволновался – мойся, и возьмёшь себя в лапы. Всегда, везде, в любом затруднении – мойся, и станет лучше.
– Конечно, – заключила она свою речь, – кроме того, ты станешь чище.
– Мне всего не упомнить, – сказал Питер.
– И не надо, – отвечала Дженни. – Помни общее правило: трудно тебе – мойся.
– Не научусь я по-вашему мыться, – снова попытался Питер, который, как все мальчики, мыться не любил. – Как я до спины дотянусь?
– Какая чепуха! – воскликнула Дженни. – Помни, кошка дотянется до любого места. Сразу видно, что у тебя кошки не было. Смотри на меня и повторяй. Начнём со спинки.
Она выпрямилась ещё сильнее, на удивление легко и грациозно, повернула голову, почти вывернула, и принялась короткими ударами язычка мыть левую лопатку, вжимая подбородок в серый мех. Охватывала она всё больше места, и, наконец, её язычок проводил каждый раз по всей спине.
– Никогда не смогу! – вскричал Питер. – Мне и голову так не вывернуть!..
– А ты попробуй, – сказала Дженни.
Он попробовал, и голова повернулась носом назад. Тогда он высунул язык, лизнул белый мех, и дело пошло.
– Молодец! – подбадривала Дженни. – Браво! Вот видишь, как легко. Теперь пониже, вниз по хребту…
Долизав до середины спины, Питер так обрадовался, что замурлыкал, не переставая мыться, и это ему удалось.
– Чтобы вымыть нижнюю половину, – сказала Дженни, – изогнись вот так и опустись немного, полулежи-полусиди… Очень хорошо!.. Обопрись на правую лапку, а левую прижми, чтоб не мешала. Так. Мой левую сторону до конца, перевернись, и мой правую.
Питер всё выполнил, удивляясь, как это легко, и даже попытался вылизать в такой же позе хвост, но Дженни его поправила:
– Придержи его лапой. Да, да, правой. На неё опирайся, ей и держи. Вот так. Мыть под хвостом научимся позже. Сейчас отработаем живот, манишку, лапы и внутреннюю сторону ляжек.
Передние лапки он вылизал с легкостью, но к манишке перейти не сумел.
– Со временем, – сказала Дженни, – будешь мыть манишку сидя, но пока ложись, так легче. Ложись на бок.
Он лег и обнаружил, что может мыть свой мех прямо под подбородком. Однако дальше груди он не дотянулся.
– Да, это потрудней, – улыбнулась Дженни. – Смотри на меня. Сядь, и притом на хвост. Обопрись на любую из передних лап, можно и на обе. Задние расставь. Главное – правильно изогнуться, мы очень гибкие.
Всё выходило так хорошо, что Дженни ввела новый метод.
– А как ты вымоешь задние лапы изнутри? – спросила она.
– Ну, это легко! – опрометчиво ответил Питер; но у него ничего не получилось, хвост и лапы начисто перепутались, и он неуклюже повалился на бок. Дженни огорчилась.
– Ах ты, зря это я! Догадаться очень трудно, и сама поза трудная. Ты слышал такое выражение: «нога пистолетом»? Ну, видеть-то ты видел, – и она подняла заднюю лапу прямо вверх.
Поза была совершенно немыслимая, ее мог бы повторить только циркач, и всё же Питер принялся за дело, но снова чуть не завязался узлом.
– Нет, смотри, – сказала Дженни. – Давай по порядку. Сперва примостись покрепче на основании хвоста. (Питер примостился). Так. Обопрись на левую переднюю лапу. Так. Теперь сядь поудобней, а спину изогни. (Питер превратился в заглавное «С»). Так. Вытяни левую заднюю во всю длину, для равновесия, тогда не свалишься. А вот теперь вытягивай правую прямо вверх. Да, хорошо, только не внутри правой передней, а снаружи. Ну вот! Опирайся как следует, всем весом… прекрасно!
Питер обрадовался, и ему захотелось, чтобы няня увидела его. Теперь он лизал где хотел, без подсказок, сам вылизал левую лапу, вызвав восхищение наставницы, которая, однако, сообщила, что это ещё не всё: он не умеет мыть затылок, уши и морду.
Питер с готовностью высунул язык, но ничего не получилось, и он жалобно проговорил: