Прошло еще какое-то время, и вновь я слышу, как Джадкинс, отворотясь в сторону, бормочет: «Черт знает что такое! Да это и не человек вовсе! Остался последний кувшин, если и он этого медведя не свалит, то дело дрянь, значит, его ничем не прошибешь.»
До меня так и не дошло, что он имел в виду, а он протянул мне кувшин и сладеньким таким голоском спрашивает:
– Ну как, мой бездонный друг, найдется еще местечко?
– Давай кувшин! – пробормотал я, последним усилием воли пытаясь распутать ноги и взять себя в руки, отхлебнул большой глоток – и больше уже ничего не помнил.
Когда проснулся, солнце уже высоко стояло над деревьями. Рядом пощипывал травку Капитан Кидд. Джадкинс исчез вместе с лошадью и пустыми кувшинами. Мой противник словно растворился в воздухе, не оставив никаких следов. Правда, во рту ощущался некий привкус, но я его описывать не берусь, поскольку есть такие слова, до употребления которых настоящий джентльмен опуститься не может. Скажу лишь, что я пребывал в таком состоянии души, словно сам себя высек по заднице – очень уж было обидно, что меня побил заезжий мешок с костями! Впервые в жизни я нализался до потери сознания, и даже честь родного округа не могла служить оправданием для превращения человека в свинью. Я оседлал Капитана Кидда и в сквернейшем настроении отправился в Бизоний Хвост, а по пути свернул к ручью и единым духом выхлебал пять-шесть галлонов воды. Почувствовав некоторое облегчение, я тронулся дальше, но не успел выехать на тропу, как услышал громкий рев. Я сразу придержал коня и скоро наткнулся на человека, который, оседлав пенек, выл так, что, того и гляди, сердце разорвется от жалости!
– Что случилось? – спросил я его, а он сморгнул слезы и воззрился на меня снизу вверх с самым скорбным и безутешным видом. Этот тоже оказался худосочным и носил не по размеру длинные, усы.
– Вы наблюдаете перед собою существо, – заговорил он, то и дело всхлипывая, – утопшее в водовороте несчастий. Жестокий рок водил моей рукой, когда я тянул карту из колоды судьбы. О, горе мне! – И он опять залился в три ручья.
– А ну, хватит! – говорю. – Наверняка могло быть и хуже! Да, черт подери! – На меня нахлынула первая волна раздражения, а это дурной признак. – Хватит разводить сырость! Объясните толком – что с вами стряслось. Я Брекенридж Элкинс и, может быть, сумею вам помочь.
Прошло еще какое-то время. Наконец рыдания стихли, и парень заговорил:
– Я вижу, вы человек благородных побуждений и доброго сердца, – утерев рукавом лицо, начал он. - Меня зовут Джефет Джелэтин. Случилось так, что в молодости я нажил себе врага в лице богатого и влиятельного, но не слишком разборчивого в средствах, человека. Он огульно обвинил меня в мошенничестве и упрятал в полицейский участок, но я сумел вырваться на свободу и под вымышленным именем добрался до западных штатов. Ценой тяжких трудов и лишений я скопил немного денег, которые намеревался отослать своей страдалице жене и невинным крошкам дочуркам. Но прошлой ночью я случайно узнал, что меня опознали и по моим следам уже идут полицейские ищейки. Мне удалось от них оторваться, но теперь вынужден бежать в Мексику, а моя бедная семья так и не получит денег. О! – продолжал он, блестя мокрыми глазами. – Если б нашелся внушающий доверие человек, которому можно было бы на время оставить мои денежки! Я бы написал своей горячо любимой женушке, кто является хранителем моих скудных сбережений, и она смогла бы прислать за деньгами надежного человека. Но страшусь довериться случайным людям. Ведь невыдержанный может проболтаться, и тогда кровожадные псы закона снова начнут преследовать меня день и ночь.
В отчаянии он посмотрел на меня и возопил:
– Юноша, у вас доброе, честное лицо! Не возьмете ли вы эти деньги на сохранение, чтобы потом передать для моей супруги?
– Хорошо, – ответил я голосом, исполненным благородства, – я сделаю это для вас!
От радости мой новый знакомый вскочил на ноги и быстрее ветра помчался к лошади, привязанной неподалеку. Там он стащил с седла приличных размеров кожаный мешочек, на плече принес обратно и сунул мне в руки.
– Подержите денежки у себя, пока не прибудет посланец супруги, - сказал он. – Только обещайте, что с вашего языка ни слова не сорвется о том, где, от кого и когда вы их получили.
Я пообещал, а еще добавил:
– Если Элкинс дает слово, то будьте уверены – не нарушит его до конца своих дней. Теперь даже дюжиной мустангов не вытянуть из меня вашу тайну.
– Благослови вас Господь, юноша! – с жаром воскликнул он, вцепился в мою руку обеими клешнями и ну трясти вверх-вниз, точно воду помпой качал. А потом – прыг на коня и был таков.
Я подумал: «Бывают же на свете чудаки!», затолкал мешок в седельную сумку и продолжил путь в Бизоний Хвост. Тут я почувствовал, что голоден, и решил первым делом заглянуть в таверну. Но едва конь вышел на тропу, как сзади раздались крики:
– Стой!
– Именем закона!
Я повернул голову и увидел группу всадников, быстро приближающуюся со стороны Бизоньего Хвоста. Впереди всех скакал шериф, а чуть поодаль нахлестывали лошадей мой старик, дядюшка Джон Гарфильд, дядюшка Билл Бакнер и дядюшка Медведфильд Гордон. Как-то раз один образованный проезжий назвал эту четверку патриархами Медвежьей речки. Не знаю, что он там имел в виду, но только они вступают в дело тогда, когда законная власть выпускает поводья и уже не в состоянии поспевать за событиями. За шерифом, папашей и дядюшками пылили еще человек тридцать жителей Рваного Уха, то есть определенно не из моих друзей. Там же, к своему удивлению, я увидел и Дикого Билла Донована с ниспадающими на плечи черными лохмами. Бок о бок с ним скакали три весьма неприветливые личности.