глазами.
- А, так ты про то, с изумительными образами? – его брови поползли вверх, - так оно удивительно красивое. Какое тут самолюбование? Оно очень красивое, талантливое.
- Тот тип явно позавидовал, - улыбнулась я, - хотел гадость сказать, а, когда я ему положительную рецензию написала, извинился. Сказал, девушка, вы вне критики. Словно люди странички заводят для грызни на просторах интернета! Лично я завела, чтобы обо мне узнали, заявить о себе. А критика должна быть объективной, с желанием помочь, а не просто так, чтобы плюнуть в человека.
- В большинстве случаев так и бывает, - Дима открыл входную дверь, пропуская меня вперёд, - большинство поэтов и писателей просто тупо завидуют друг другу, а помогать никому не хочется. Каждый на вершину забраться желает, а коллегу, соратника, единомышленника спихнуть норовит. На скользкую ты дорогу встала, любовь моя. Рисовала бы картины свои, и не лезла бы в литературу.
- Ну, уж нет! – возмутилась я, - почему я должна отказываться от того, что полюбила? И вообще, сначала книгу прочитай, а потом критикуй.
- Да я пока и не критиковал, - Дима обвил мне талию рукой, а я прижалась к нему, - для того, чтобы критиковать, надо сначала почитать.
- Тебе первому дам книгу, - пообещала я.
- У меня большие сомнения на этот счёт, - ухмыльнулся он, - думаю, ты уже доброй сотне народа пообещала эту книгу дать первому.
- Что есть, то есть, - я вынуждена была признаться, - сотне, не сотне, но, да, наобещала. Ладно, тебе, честно, первому вручу.
- Отлично, буду твоим первым читателем, - Дима посильнее прижал меня к себе.
- Вот это вряд ли, - вздохнула я, - рукопись уже читал Генрих, потом редактор. Но саму книгу первым получишь ты!
- Хоть на этом спасибо, - усмехнулся Дима, целуя меня в шею.
- Перестань, - я попыталась уклониться от поцелуя, - люди смотрят.
- Ты боишься, что Макс увидит? Здесь не Москва! Там знакомых, как собак нерезаных, а тут никто ничего не скажет. Твой муженёк сидит на рыбалке, а это значит, что у меня руки развязаны, - и Дима стиснул меня в объятьях, а меня дрожь била от его прикосновений.
Ни один мужчина не вызывает у меня такой реакции, как Димка. Дрожь, бросает то в жар, то в холод.
- У меня от тебя отупение начинается, - прошептала я, закрывая глаза, - мне с тобой хорошо. Как на качелях.
- Мы снова в Копенгагене, снова целуемся под дождём, - прошептал Дима.
- Сумасшествие какое-то, - ответила я, - у меня от тебя крыша едет.
- Так зачем дело стало? Нам просто нужно быть вместе, если мы так любим друг друга.
И я совершенно забыла, куда мы шли, Дима купил рожки мороженого, стал забавляться, намазав мне нос мороженым, а потом слизывая его с меня.
Я смеялась, прижимаясь к нему, а потом Дима вдруг стал оглядываться.
- Что случилось? – не поняла я.
- За нами кто-то следит, - сказал Дима, - на «Лимузине»!
- На «Лимузине»? – не поверила я, - а у тебя не глюк?
- Нет никаких глюков, - покачал головой Дима, увлекая меня в узкий проход, куда не могла проехать машина, - посмотрим теперь, что он сделает.
К моему удивлению, длинный автомобиль действительно остановился, оттуда вышел шофёр, огляделся по сторонам, а потом сел обратно и двинулся вперёд по шоссе.
- Точно, белочку словил! – захохотала я, глядя на растерявшегося Диму, - какой идиот на «Лимузине» следить будет? Скорее всего, свадьба.
- А где шарики? – задал вполне резонный вопрос Дима, но меня трудно сбить с толку.
- Откуда ты знаешь, какие у датчан традиции! – сказала я, - может, у них не принято? Например, венграм нельзя заниматься сексом при дневном освещении даже в собственной квартире!
- Это что за чушь? – ошалел Дима, а я стала давиться смехом.
- Это правда, - ответила я, - только ночью при плотно зашторенных окнах.
- Издевательство какое-то, - пробормотал Дима, - хорошо, что мы в Париж ездили на медовый месяц, а не в Будапешт! А то засудили бы!
Мне в рот попала смешинка, и, смеясь, я подбежала к перилам моста, а Дима, прижав меня к перилам, стал целовать.
- Ты лучшая, - прошептал он мне на ухо.
- И ты, - ответила я, прижимаясь к нему, - ой, смотри. Лебеди!
- Красивые птицы, - сказал Дима, поглядев на благородных птиц.
- Купи хлеба, покормим их, - попросила я, - а нам мороженого, - и он ушёл, а я облокотилась о перила, любуясь птицами.
- Что это за тип? – услышала я сзади, и, обернувшись, увидела Марио с красной розой в руках.
- Ты откуда свалился? – удивилась я, принимая цветок.
- Проходил мимо, - улыбнулся Марио, - так как насчёт театра?
- Никак, - дёрнула я плечом, - отстань от меня, меня принцы не прельщают.
- Уже знаешь? – засмеялся он, - наверное, те две девушки сказали?
Я фыркнула и отвернулась, обращая взор на птиц, с величественным видом плывущих по воде.
- Шёл бы ты, - вздохнула я, - а то сейчас вернётся мой поклонник и заедет тебе.
- Ну, насчёт – заедет – я бы поспорил, - возразил Марио, - я тоже заехать могу.
- Я тебя предупредила, - хмыкнула я.
- Это кто? – материализовался рядом Дима, в руках он держал большую коробку с мороженым, какой-то пакет, булку для птиц и синюю розу.
- Мне с таким набором только на кладбище! – не сдержалась я, взяв из рук Димы розу.
- Ева, у тебя проблемы? – и шрам у него на лице дёрнулся, а это плохой признак.
- Нет, всё отлично, - ответила я, - а Марио уже уходит. Чеши
отсюда, - кивнула я нахалу, - а то зубов недосчитаешься. Не комильфо потомку королевской ветви ходить без зубов!
- С места не сдвинусь, пока не сходишь со мной в театр, - не
сдался датчанин, - и мне всякие мафиози не указ, - покосился он на Диму.
- Держи, - сунул Дима мне в руки пакет и хлеб, а сам надвинулся на Марио, - слушай и запоминай, ты, недоветвь, не подходи к моей женщине ближе, чем на километр. В противном случае, горько пожалеешь! Я знаю, о чём говорю. В бетон закатаю!
- Сядешь! – фыркнул Марио, который, кажется, ещё не понял, с кем связался.
- Ой, блин, напугал! – скривился Дима, - если бы я за всех, кого в цемент закатал, садился, давно бы уже куковал за решёткой! Вали отсюда, пока цел.
- Сейчас договоришься, сдам тебя в два счёта, - прошипел Марио.
- За метлой следи! – толкнул его Дима, - а то фанеру поломаю, ты и так фаршманулся, - и добавил ещё несколько выражений, смысл которых я не очень поняла, но Марио отшатнулся.
- Думаешь, я тебя боюсь? – прошипел Марио, - если ты мне что-нибудь сделаешь, тебя, как государственного преступника, посадят.
- Не посадят, - и Дима двинул ему кулаком под дых, - у меня такие связи и возможности, что тебя самого, как особо опасного, загребут.
- Ну, я с тобой ещё разделаюсь, - с трудом разогнулся Марио, а потом перевёл взгляд на меня, - а твоему мужу я расскажу, как ты тут развлекаешься. Представляю, как он обрадуется!
- Что!? – дико вскричала.
- А я предупреждал, - вздохнул Дима.
Он схватил Марио за лацканы пальто, встряхнул, а потом за шкирку перекувырнул через мост в ледяную воду.
- Он же воспаление лёгких получит! – испугалась я, и, перегнувшись через перила, посмотрела вниз.
Марио, маячивший белым пятном в воде стального цвета, бултыхался, отчаянно ругаясь на датском языке.
- Я вас засужу! – закричал он на русском, - тебя, бандит, за нанесение тяжких телесных, а тебя за порчу исторического имущества! Века этот лифт исправно работал, пока сумасшедшая русская на нём не прокатилась!
- Психиатр, мать твою! – не сдержала я рвущихся ругательств, -
себе мозг вправь! Тебя ещё надо проверить на вменяемость! Какой идиот станет книжку читать в башне!
- Вообще-то, насколько ты знаешь, я принц, - крикнул он, - а по замку ходят туристы, не дают мне коллоквиуму готовиться. Где мне ещё было читать? Туристки на шею вешаются!
- И ты нашёл оригинальное место для подготовки – башню! Вот и чеши обратно в свой замок, принц зачарованный! Я тебе встречный иск подам! За плохо организованную безопасность в замке! Ваш экскурсовод не проверила, сколько народу с ней идёт, а я могла в этом подземелье копыта откинуть! Мало того, принц датский, ты там ещё и привидение изображал, напугал меня до обморока. У меня чуть сердце не остановилось, когда я летела на этом средневековом лифте, а то, что я в окно вылетела, вообще отдельный эпизод. Как рёбра не сломала, не знаю. Давай, подавай в суд, у меня два адвоката имеются.