— И что?
— Послышалось. Там никого нет. Так вот, Джон, у меня к вам просьба.
— Я вас понял. Сейчас приеду, только вот позвоню в полицейское управление и сообщу о случившемся.
— Но моя просьба как раз и состоит в том, чтобы вы на некоторое время воздержались от звонка в полицию и просто приехали ко мне. У меня возникли кое-какие мысли. Я хотел бы до официального вмешательства полиции обсудить их, посоветоваться с вами, Джон. Я уверен, что это пойдет на пользу делу.
Херрик не стал колебаться.
— Выезжаю немедленно, — сказал он.
Опустив трубку на рычаг, я отправил в пепельницу недокуренную сигарету и подошел к Рикки. Его следовало осмотреть повнимательней до приезда Джона Херрика.
Видимо, его застрелили, когда он сидел на краю софы; а может, он стоял спиной к ней. Пуля угодила ему в лоб, опрокинув навзничь. Насколько можно было судить по пулевому отверстию, стрелявший находился возле двери.
Все казалось ясным, но мне по-прежнему не давала покоя эта неприятная ухмылка, застывшая на его лице. Она наводила на мысль, что в последние мгновения своей жизни этот тип намеревался совершить нечто мерзкое, отвратительное, нечто, заставлявшее его одновременно радоваться и опасаться… и, пожалуй, удивляться. Странная усмешка, внушающая недоумение.
Я еще раз прошелся по комнате. Нигде не было видно следов борьбы, все стояло на своих местах. Никаких опрокинутых стульев и смятых драпировок, никакого беспорядка. Однако, когда мой взгляд скользнул в направлении камина, я вдруг заметил, как на ковре что-то блеснуло.
Я наклонился. Маленький предмет, привлекший, мое внимание, оказался черной квадратной блесткой. Я не мог не вспомнить, что совсем недавно точно такие же блестки я видел на платье некой очаровательной леди. Случилось это в отеле «Карлтон», а очаровательную леди звали мисс Ванделлин. Выходит, что Эсмеральда побывала здесь… или, лучше сказать, могла здесь побывать.
Аккуратно завернув блестку в долларовую бумажку, я спрятал ее в боковой карман.
Затем я перебазировался в холл. Заняв позицию у двери в коридор, еще раз окинул ее взглядом. И снова не обнаружил ничего примечательного. Дверь, ведущую из холла в спальню, я уже открывал; тогда я включил в ней свет и бегло осмотрел. Теперь нужно было исследовать комнаты более тщательно. Я начал с крайней левой двери. Оказалось, она ведет в ванную. Я обшарил ее, но ничего особенного не приметил. Дверь с противоположной стороны, расположенная напротив ванной, вела во вторую спальню. Мне показалось, что когда я в первый раз смотрел на эту дверь, она была чуть заметно приоткрыта. Но полной уверенности у меня не было. Лишь только я вошел в эту комнату, мне бросился в глаза пистолет, лежавший у стены на темном пушистом ковре. Кольт тридцать второго калибра! Я осторожно поднял его платком: мне совсем не хотелось стирать отпечатки пальцев, если они были на этой игрушке.
Поднимая пистолет, я заметил рядом с ним маленький кругляшок. Пятицентовая монетка. Я подобрал ее и спрятал в тот же карман, где уже лежала блестка. Больше ничего такого в этой комнате не было.
Я вернулся в гостиную и еще раз осмотрел тело Рикки. Пулевое ранение было сквозным; выходное отверстие я обнаружил у основания черепа. Затем я обследовал стену позади софы и сразу же увидел небольшую вмятину. Значит, пуля отскочила от стены, так что искать ее надо на полу. Пришлось немного отодвинуть софу с лежавшем на ней Рикки, после чего я нашел пулю очень быстро. Затем я установил софу на прежнее место и принялся разглядывать пулю. Как я и ожидал, она тоже оказалась тридцать второго калибра.
Итак, Рикки пристрелили, когда он стоял возле софы. Стрелявший находился в восьми-десяти футах от него, что как раз соответствовало расстоянию до двери. Убийца стрелял стоя. Пуля пробила лоб, наткнулась на кость черепа и, изменив траекторию, вышла на границе шеи и черепа.
Я отправил найденный пугач в карман и попытался полностью перейти от конкретных действий к размышлениям. Я старался восстановить в памяти и проанализировать во взаимосвязи все, с чем столкнулся сегодня: рассказ о похищении Эсмеральды, поведение алкаша Рикки, встречу с Эсмеральдой и ее парнем. Я припоминал все, что знал о повадках Сквиллы, не забывая поразмыслить и о преступном почерке Франчелли, которого я никогда не видел, но отлично знал, что шутить с этой человекоподобной гремучкой очень опасно.
И чем больше я думал и анализировал, снова и снова пропуская все это через себя, тем назойливей возвращалась ко мне одна странная мысль.
Я пытался отогнать ее, но она винтом вонзилась в мозг. Мысль была необычной, тревожной, и я понял, что не обрету покоя, пока не опровергну ее, а потому решил не жалеть на это сил.