– Спасибо, доктор, – сказал полковник Цветанов. – Так интересно, так красноречиво ты все описал, что мы попросили бы повторить сказанное, да жаль, приходится спешить. Еще один, последний вопрос. Когда глотнешь – допустим, случайно – стеностен, через какое время тебя хватит инсульт?
– Это зависит от двух факторов: во-первых, от концентрации снадобья, во-вторых, от состояния организма. В нашем случае оба фактора находились в контрафикторных позициях: концентрация очень высока, но и организм чрезвычайно здоров. Приблизительный подсчет – двадцать-тридцать секунд, максимум – минута.
– Но бутылка, из которой Насуфов налил себе, была полупустая. То есть он отпил из нее половину.
– Значит, стеностен всыпали в последний момент. Иначе как объяснить слишком большую его концентрацию? Дозу приготовили заранее, рассчитывая на полную бутылку.
– Неужели у нас нигде нет этого стеностена? – спросил Бурский. – Даже в спецполиклиниках?
– Исключено. Только на диком Западе! Нам такие лекарства ни к чему. Слишком точно дозу надо отмеривать, а мы больше привыкли на глазок.
Когда доктор вышел, Шатев проговорил задумчиво:
– Интересно… Убийца располагал эффективным и труднообнаруживаемым средством. Так зачем же ему понадобилось уродовать и топить Кандиларова?
– Два инсульта подряд, один за другим? Это подозрительно, – возразил Бурский. – А может, запасы дефицитного снадобья к концу подошли. Если, разумеется, в обоих случаях убийца один и тот же.
– Не исключено, что убийца руководствовался иными, неизвестными нам побуждениями, – сказал полковник. – Пора подумать о дальнейших наших действиях.
– Сначала – разговор с Бангеевым, – предложил Бурский. – Уже двое убиты у него на даче. Явный перебор, не так ли?
– Верно. Возьми его на себя, – распорядился Цветанов.
– Далее: шофер. Кто и на чьей машине отвез Насуфова в Старую Церковь, уехал в ту же ночь? Даже если это случайный человек, он должен дать какие-то объяснения. У него должно быть алиби на всю ночь.
– Поручим эту задачу капитану Шатеву.
– И последнее… – Бурский помолчал, с удовольствием ощущая уважительное внимание слушающих. – Насуфов – это единство в двойной роли. Убийца и убитый. Надо установить его связи, его занятия, особенно в последние месяцы и недели жизни, и потом – как и почему он оказался на даче.
– Этим узлом вопросов займусь я сам, – сказал полковник. – Или, точнее, специальная группа. Такая богатая личность, гроза собак и кошек!.. – Полковник любил охотиться и гордился своими двумя собаками. – Такой живодер заслуживает спецгруппы. Возглавит ее капитан Консулов. Бурский, немедленно уведоми родных Насуфова. И наблюдай: стресс может вызвать полезную для нас реакцию.
– Понял, товарищ полковник. – Бурский замолчал, словно что-то помешало ему договорить.
– Ты хочешь еще что-то сказать? Говори. Для того мы и собрались.
– С тех пор, как мы промахнулись с Нанай Маро, я беспрестанно думаю: почему оба нашли свою смерть на той даче? С Кандиларовым ясно. Но почему и Насуфова потребовалось убить там же – как говорится, на месте преступления? Возмездие это? Или здесь другой, какой-то более прозаический мотив? Насуфов явно приехал по своей воле, с полными сумками.
– Хотел укрыться, выждать…
– Вероятно. А две тысячи долларов? Не собирался ли он перейти границу?
– Или его заманили таким способом? – продолжал полковник. – Тогда почему у него не изъяли доллары? Или какие-то две тысчонки не заинтересовали убийцу? Не оставил же он их специально для нас – в нашу честь, так сказать.
– Да-да, и еще кое-что. На похоронах я наблюдал за бывшей супругой Кандиларова и его детьми, сыном и дочерью. Держались они холодно, отчужденно. Я даже удивился, зачем они вообще пришли. Наверное, чтобы не подумали, будто… не почитают обрядов. Есть и в этом какая-то загадка. Считаю целесообразным встретиться с детьми или хотя бы с бывшей супругой Кандиларова.
– Ты прав, – сказал полковник. – Но займись Бангеевым прежде всего.
28 октября, понедельник
Бангеев явился минута в минуту, разодетый, словно лорд, которого пригласили не в уголовный розыск, а на прием в посольство. Полковник настоял, чтобы Бурский принял гостя один на один в своем кабинете, и даже дал странное указание быть при допросе предельно учтивым, будто майор вообще мог вести себя грубо.
Позиция для допроса вырисовывалась следующая: 16 сентября Бангеев дал ключи от дачи Ангелу Насуфову, приказав стеречь запертого в подвале Кандиларова (и при каких-то определенных условиях, возможно, убить его). А 24 октября Бангеев сам, в своей машине отвез Нанай Маро на дачу и там подсыпал стеностен в початую бутылку коньяка. Инсульт мог наступить в его присутствии – и потому Бангеев сразу же уехал. Или: был уверен, что Насуфов непременно выпьет из этой бутылки, и покинул дачу, не дожидаясь результата. Разумеется, в легенде было слабое место: зачем хозяину срывать замок – он что, ключи забыл в Софии? Следовательно, Бангеев или не был на даче, или разыграл присутствие на даче человека, у которого нет ключа, то есть присутствие чужого.
Допрос начался настолько гладко, что Бурский поначалу смутился. Бангеев был сама любезность, он улыбался, исчерпывающе отвечал на вопросы. Ни угодничества, ни многословия. Истекли полчаса, а он не задавал традиционного вопроса: по какому, дескать, случаю меня допрашивают? Что, собственно, произошло? Всем своим поведением он красноречиво подчеркивал, что если оказался здесь, значит, есть тому причины, и придет время, когда ему все непременно объяснят.
С 16 сентября прошло почти полтора месяца, и допрашиваемый вполне мог занять такую позицию: при всем желании – ничего, мол, вспомнить не могу. Так… А если попросить рассказать о позавчерашней его поездке на дачу?
– Знаете вы человека по имени Ангел Асенов Насуфов? – спросил Бурский.