Допустить такое было никак невозможно. Я взял седло и лассо, снова взобрался на стену и вновь набросил на жеребца петлю. Но Капитан с первым же рывком выдернул из моих рук лассо и ну брыкаться, мотать башкой и валяться по земле – все перепробовал, лишь бы избавиться от петли на шее! Свои номера он выкидывал совсем рядом со стеной и вот в одном из прыжков нанес по ней такой мощный удар, что целый угол кладки обвалился, а несколько увесистых камней ударили его промеж ушей. Этого оказалось чересчур даже для Капитана Кидда.
Жеребец ушел в нокаут и на какое-то время потерял способность соображать, а я не мешкая, спрыгнул вниз, надел на него седло, хорошенько затянул новые подпруги – на их починку ушла часть лассо – и накинул уздечку.
Когда Капитан пришел в себя, я уже прочно устроился в седле. Он поднялся, грозно отфыркиваясь, и некоторое время стоял неподвижно, как изваяние, припоминая, что за чертовщина с ним приключилась. Потом медленно повернул голову и увидел меня, восседающего у него на спине. В следующий миг я подумал, что оседлал не жеребца, а разбушевавшийся торнадо. Уже и не упомню всего. Торнадо бушевал слишком долго, и мне сейчас весьма затруднительно разложить свои ощущения по полочкам. Помню только, как я отчаянно цеплялся за поводья зубами. И если вам кто-нибудь скажет, что он удержался бы и не роняя своего достоинства, знайте: перед вами бесстыжий болтун. Не родился, еще человек, способный объездить Капитана Кидда не прибегая к крайним мерам. Мои ноги то попадали в стремена, то болтались в воздухе, то снова находили, их. Не знаю, как это у меня получалось, но только Бог свидетель – я не вру. Изредка я трясся в седле, но по большей части где-то ближе к хвосту или в области шеи. Конь то и дело вертел башкой, норовя цапнуть меня за ногу, и один раз достиг успеха. Не угости я его по морде кулаком, он отхватил бы порядочный кусок от моей ляжки. Мустанг то выгибался, дугой в прыжке, и тогда я взлетал на головокружительную высоту; то вдруг приземлялся на прямых ногах, и я слышал, как бряцают друг о друга мои позвонки. Он так лихо выделывал свои пируэты, что у меня заурчало в животе, а голова чуть не оторвалась и не укатилась в кусты. Казалось, Капитан задался целью, по крайней мере, сшибить копытами солнце с неба. Время от времени он принимался кататься по земле, и это причиняло мне массу неудобств. Но я вцепился в него мертвой хваткой, ибо знал: если проиграю, на этот раз, другого случая мне не представится. А еще я понимал, что если вылечу из седла, мустанга наверняка придется пристрелить, чтобы тот не выпустил мне кишки. И потому я держался, хотя, признаюсь честно, вряд ли на свете отыщется местечко менее удобное, чем под тушей Капитана Кидда.
Он попытался размазать меня по стене, но добился лишь того, что ободрал мне кожу и излохматил большую часть штанов. Правда, был один неприятный момент: Капитан так сильно приложился мною о выступ скалы, что затрещали ребра.
По всему было видно, что жеребец и дальше намерен продолжать в том же духе, да только он не взял в расчет мое упрямство. И вдруг совершенно неожиданно Капитан встал как вкопанный посреди каньона, на три фута вывалив язык и тяжело раздувая взмыленные бока. Я с усилием поднял голову. Солнце неспешно садилось за горы. Выходит, эта болтанка заняла всю вторую половину дня!
Но зверь был побежден. Мы оба понимали это. Я помотал головой, чтобы прочистить глаза от залетевших туда капелек пота, крови и роя каких-то белых точек, и без лишних усилий спустился на землю: просто достал ноги из стремян и, потеряв опору, скатился вниз.
Я пролежал, наверное, с час, чувствуя непривычную слабость во всем теле. Похоже, те же ощущения испытывал и Капитан Кидд. Отдохнув немного, я встал и расседлал его. Жеребец, должно быть, для очистки совести сделал слабую попытку укусить меня, но лишь отхватил зубами металлическую пряжку от кожаного пояса. Неподалеку из-под скалы пробивался ручей, вокруг в изобилии росла трава, и я решил, что, отдохнув и отдышавшись, мой конь найдет здесь все, что только пожелает его смятенная душа.
Я перелез через стену, развел костер и зажарил остатки медвежатины. Затем основательно подкрепился и, развалившись прямо на земле, уже не просыпался до самого утра. Когда проснулся, солнце стояло высоко и начинало понемногу припекать. Я вскочил и подбежал к стене. Капитан Кидд, кроткий, как овечка, щипал на лужайке траву. Он бросил в мою сторону злобный взгляд, но не издал ни звука. Мне до того не терпелось узнать, намерен ли он, как вчера, вести себя по-свински или наконец признает во мне хозяина, что я даже не стал возиться с пряжкой и совершенно забыл про завтрак. Я оставил ремень болтаться на ольховом суку, а сам быстро перелез через стену и направился к Капитану Кидду. Увидев, меня, тот прижал уши и сделал энергичную попытку лягнуть меня в колено, но я увернулся и хорошенько шлепнул его по брюху. Он обиженно всхрапнул и выгнулся, а я быстро накинул седло и затянул подпруги, Капитан показал зубы, но этим дело и ограничилось. И лишь когда я вскочил ему на спину, он сделал десяток прыжков и один раз цапнул за ногу. Сами понимаете, мне было чертовски приятно. Я спешился и, разобрав завал, вывел его из западни. Почувствовав свободу, жеребец немедленно встал на дыбы и рванулся вперед. Он протащил меня по земле не менее ста ярдов, прежде чем мне удалось зацепиться обрывком лассо за дерево. Как только ремень натянулся до отказа, конь сразу успокоился.
Я уже собрался было вернуться за поясом, но вдруг услышал лошадиный топот, и из леса показался Донован с приятелями. Они резко осадили коней и дружно поразевали рты. При виде их Капитан, угрожающе захрапел, но не двинулся с места.
– Будь я проклят, – заорал Донован, – если это не Капитан Кидд собственной персоной, да еще и под седлом! Неужели это сделал ты?
– А кто ж еще? – Мне даже обидно стало.
Крутой парень оглядел меня с головы до ног и говорит:
– Похоже на правду. Лихо он тебя отделал. Как только жив остался?
– Ребра вот слегка побаливают, – отвечаю.
– 0-о-о! – воскликнул Донован. – Подумать только! Какой-то полуголый недотепа. совершил то, что оказалось не под силу лучшим наездникам Запада! Ну да ладно. Тебе все равно никто не поверит. К тому же, я знаю свои права. Мы выслеживали этого коня тысячу миль, столько кружили по этому чертову плато, и я не намерен его уступать! Этот конь мой!
Тогда я ему сказал:
– Сэр, вы ошибаетесь. Вы сами сказали, что он родился в горах Гумбольдта, как и я. В любом случае, я его поймал, я его объездил и никому отдавать не собираюсь.