За ланчем мысль об одиноком ирландце, который лежал больной в доме, где, несомненно, был нежеланным гостем, странным образом притягивала Карна; встав из-за стола, он обнаружил, что никак не может от нее отвлечься. Он не сомневался, что миссис Джефрис что-то знала об отцовских делах, хоть она и отрицала это столь упорно. Но с чего бы ей так пугаться зашифрованных посланий, которые могли оказаться обыкновенными деловыми телеграммами? Не приходилось сомневаться, что миссис Джефрис испугалась. Хотя Саймон Карн и решил не впутываться в это дело, он все-таки пошел в кабинет и достал телеграммы из ящика. Положив перед собой лист бумаги, он принялся разгадывать головоломку.
– Первое слово не требует объяснений, – сказал он, делая соответствующую пометку. – Следующие два – “альфа” и “омега” – мы, не мудрствуя лукаво, расшифруем как “начало” и “конец”, а так как это ничего нам не дает, заменим на “первый” и “последний”. Итак, первый и последний – но что и где? Слова в шифре, буквы в слове, главы фирмы… или организаторы заговора? Следующие два слова, впрочем, тоже выше моего понимания.
Хоть поначалу задачка и казалась неинтересной, вскоре Карн понял, что больше ни о чем не в состоянии думать. Он ломал голову весь вечер, сидя на концерте в Куинс-холле; он размышлял о странной телеграмме, даже когда после концерта отправился с визитом к супруге премьер-министра. Когда перед ужином он катался в парке, колеса экипажа как будто неумолимо твердили: “Альфа и омега, шестнадцать, четырнадцать”, так что в конце концов Карн охотно заплатил бы десять фунтов за правдоподобное решение загадки, лишь бы перестать об этом думать. В ожидании ужина он достал карандаш и бумагу и снова записал телеграмму, на сей раз десятком возможных способов. Но результат был прежним – ни один из вариантов не дал Карну подсказки. Он выписал вторую букву каждого слова, затем третью и четвертую – и так до тех пор, пока не исчерпал все. Получалась сущая нелепица – Карн стоял к разгадке не ближе, чем восемь часов назад, когда миссис Джефрис вручила “детективу” телеграммы. Ночью они ему снились – и не давали покоя, когда он проснулся поутру. Он, впрочем, перестал ломать голову над “шестнадцать-четырнадцать”, но, поскольку их место заняли “семьдесят восемь бразильцев”, облегчения это не принесло. Встав с постели, Карн попытался еще раз. Но через полчаса его терпение истощилось.
– К черту, – сказал он, отбрасывая бумагу, и уселся на стул перед зеркалом, поскольку преданный Бельтон явился с бритвенным прибором. – Хватит с меня. Пускай миссис Джефрис сама разбирается. Ее телеграммы уже и так доставили мне немало беспокойства.
Он откинул голову назад, подставив подбородок намыленному помазку. Но, как бы Карну ни хотелось отвлечься, он чувствовал себя Старым мореходом; слово “бразильцы”, казалось, было написано на потолке огненными буквами. Пока бритва скользила по щеке, Карн перебирал различные ассоциации, связанные с этим словом – акции, орехи, Нативидад, натурщицы, – наконец, словно из глубин кошмара, всплыла даже энциклопедия Наттала. При мысли об этом Карн улыбнулся – чуть заметно. Он знаком велел Бельтону подождать.
– Клянусь богом! – воскликнул он. – Может быть, я таки нашел ответ. Ступайте в мой кабинет, Бельтон, и принесите словарь Наттала.
Он ждал с намыленной щекой, пока слуга не вернулся, неся упомянутую книгу. Карн положил энциклопедию на стол и достал телеграмму. “Семьдесят – восемь – бразильцы, – гласила она, – один – двадцать – девять”.
Карн послушно открыл семидесятую страницу и провел пальцем вдоль первого столбца. Буква была “Б”, но восьмое слово не навело его ни на какие мысли. Тогда он открыл семьдесят восьмую страницу и в первой же колонке обнаружил слово “бомба”. Немедленно Карн стал воплощенная энергия и рвение. Конец телеграммы гласил “один – двадцать – девять”, хотя было видно, что на странице едва ли наберется сотня слов. Карн пришел к единственному выводу: что “один” означает номер столбца, а “двадцать девять” – номер слова.
Карн положил энциклопедию на стол и достал телеграмму.
Почти дрожа от волнения, он принялся считать. Разумеется, двадцать девятым словом оказалась “бомба” – совпадение, мягко говоря, необычное. Если предположить, что он не ошибся, разгадать содержание телеграммы стало проще простого. Карн перевернул листок и на обратной стороне записал текст послания – как его следовало понимать. Он получил следующее: “Из-за молчания О’Грэди общество в Чикаго заволновалось. Два человека – первый и последний – или, иными словами, главы общества – собираются что-то предпринять (шестнадцать-четырнадцать) сегодня, с пятьюдесятью “кусками” чего-то, поэтому приготовьте бомбы”.