И более ничего я не смог узнать о таинственном островитянине, которого повстречал утром.
Как бы мне того ни хотелось, я не успел нанести второй визит во дворец на озере. В связи с неотложными делами я срочно отбыл в Калькутту. Прошло почти восемь месяцев, прежде чем я вновь услышал о Саймоне Карне. Мы повстречались в самый разгар приготовлений к возвращению в Англию. Вернувшись с прогулки, я как раз сходил с коня, когда какой-то человек спустился с лестницы и неторопливо зашагал навстречу. Я немедленно узнал в нем того, кто вызывал у меня такой интерес в Малар-Кадире. Саймон Карн был одет в модный европейский костюм, но это лицо я бы узнал везде и всюду. Я протянул руку.
– Как поживаете, мистер Карн? – воскликнул я. – Вот неожиданная радость! Скажите на милость, давно ли вы в Калькутте?
– Я приехал вчера вечером, – ответил он, – и завтра утром уезжаю в Бирму. Вот видите, я поймал ваше превосходительство на слове.
– Очень рад вас видеть, – сказал я. – Я с неизменным удовольствием вспоминаю, как радушно вы приняли меня в тот день, когда я заблудился в джунглях. Раз уж вы уезжаете так скоро, то, к сожалению, мы будем лишены удовольствия пообщаться с вами подольше. Но, может быть, вы отужинаете с нами сегодня?
– Я был бы счастлив, – просто ответил Карн, глядя на меня своими прекрасными глазами, напоминавшими отчего-то взгляд колли.
– Моя супруга обожает индийскую керамику и латунь, – продолжал я, – и она ни за что не простит мне, если упустит возможность посоветоваться с вами касательно своей коллекции.
– Я буду рад оказать любую помощь, – сказал мистер Карн.
– В таком случае увидимся вечером. До свидания!
Вечером мы наслаждались его обществом за ужином, и должен признать, что никогда еще за столом вице-короля не сидел столь интересный гость. Мои дочери и жена подпали под обаяние мистера Карна так же быстро, как и я. И впрямь, жена признавалась впоследствии, что сочла его самым большим оригиналом из всех, кого знала на Востоке. Это был крайне нелестный отзыв в отношении бесчисленных служащих консульства, которые гордились своей оригинальностью. Прощаясь, мы добились от Карна обещания навестить нас в Лондоне; впоследствии я узнал, что моя жена вознамерилась немедленно сделать из него светскую знаменитость.
Как Саймон Карн прибыл в Лондон в начале мая, как он на весь сезон за огромные деньги снял Порчестер-хаус, который, как известно, стоит на углу Бельвертон-стрит и Парк-лейн, как он шикарно его обставил и привез целую армию слуг-индийцев, как приготовился ошеломлять общество своими приемами – все это хорошо известно. Я приветствовал Карна по приезде, и он отужинал с нами на следующий же вечер. Таким образом, мы, можно сказать, оказались его поручителями в обществе. Трудно представить всю меру нашего заблуждения, если вспомнить, с каким энтузиазмом, даже в разгар веселого сезона, свет принял Карна, какую поднял вокруг него шумиху и в каком восторженном тоне принялся запечатлевать его деяния в прессе. В июне и июле Карна можно было встретить в любом аристократическом доме. Даже члены королевской семьи снизошли до дружеских отношений с ним; пронесся слух, что не менее трех самых неприступных английских красавиц готовы в любую минуту принять от Карна предложение руки и сердца. Есть чем гордиться, если вы стали светским львом в столь блистательный сезон, сняли один из самых дорогих домов нашего прекрасного города и написали книгу, которую признанные авторитеты объявили шедевром. Саймон Карн проделал все вышеперечисленное.
Описав его появление в Лондоне, я должен напомнить вам главную сенсацию 18** года. Каким бы уникальным ни было событие, вызвавшее общее ликование, сколь часто ни прибывали бы в город высокие особы, какие бы пышные вечеринки ни задавали в свете и в какие бы огромные расходы ни входили при этом, все внимание приковали к себе не королевская семья, не светские события и не политика.
Как вы, наверное, понимаете, я имею в виду чудовищные ограбления и мошенничества, с которыми вечно будет связан в нашей памяти этот год. День за днем, неделю за неделей пресса писала о череде преступлений, подобных которым не помнили даже старейшие жители Лондона. Вскоре стало очевидно, что это – дело рук одного человека. То, что он профессионал, так же не подлежало сомнению, как и его успех. Поначалу полиция считала, что кражи совершает иностранная шайка, поселившаяся где-то в Северном Лондоне, и заверяла, что вскоре преступники будут схвачены. Но этим обещаниям не суждено было сбыться. Невзирая на все усилия, ограбления продолжались с досадной регулярностью. Едва ли хоть одно известное лицо избегло печальной участи. Мой друг лорд Орпингтон лишился бесценной золотой и серебряной посуды, моя кузина герцогиня Уилтширская утратила свои всемирно знаменитые бриллианты, граф Кэлингфорт – скаковую лошадь по кличке Эбонит, прочие знакомые также лишились самых дорогих сокровищ. Теперь-то я знаю, каким образом спасся, но, должен признать, что в те дни это ускользало от моего понимания.