Репетиции не прошли даром. Версия звучала убедительно.
– Хм, – сказал Славик, выслушав Сергея, не перебивая. – Очень и очень любопытно. Но ты уверен?..
– Как в наше время вообще можно быть в чем-то уверенным? Но вероятность очень велика.
– Я с тобой свяжусь, – заявил Ящер на прощание и опять пожал Сереге руку. Крепко и по-дружески. Они стали партнерами. «Враг моего врага»…
– Так ты с рождения знал, что станешь аптекарем? – спрашивала Светка у Отто Дитриха, нежась с ним в постели и наманикюренным пальчиком выписывая на груди немца непонятные барону узоры.
– Да, Светлана, – ответил фон Винклер-Линзенхофф.
Аптекари, как и врачи, в Европе всегда считались людьми уважаемыми. Дело это было не только почетным, но и доходным, во все века. Вот только во время эпидемий им запрещалось покидать свои аптеки, когда их соседи бежали из городов куда глаза глядят, причем подальше. Но эпидемий давно нет, а бизнес остался. Доходный бизнес… Отто Дитрих мечтал сделать его еще доходнее. Каждый мужчина в роду фон Винклер-Линзенхоффов считал своим долгом удвоить состояние, доставшееся ему от предков. Правда, не у всех получалось. Некоторые – теряли. А сколько преданий было в их семье… Преданий, передававшихся из поколения в поколение, причем половина из них пересказывалась только шепотом.
– Значит, они общаются? – уточнил Иван Захарович у Лопоухого.
– Да, шеф. Вот запись разговора.
– Ну-ну, – хмыкнул Сухоруков. Его взгляд не предвещал Сергею и Ящеру ничего хорошего.
Глава 2
Во второй половине дня в воскресенье позвонил Пашка. Оказалось, с ним только что связался еще один оператор с конкурирующего канала, но не соперничающий лично с Пашкой, наоборот, его приятель и собутыльник. Этот оператор, Коля, тоже был в «Крестах» в субботу, появился там впервые и снимал КВН. Коля хотел с нами посоветоваться по одному вопросу, вернее, даже не с нами обоими, а со мной.
– Что-то заснял интересное? – догадалась я.
– Я понял – да, – подтвердил мою догадку Пашка.
– Перезванивай ему и договаривайся. Или мы к нему, или он к тебе, или вы оба – ко мне.
В результате я поехала за Пашкой, по пути мы затоварились пивом. Пашка сказал, что им на двоих десяти бутылок хватит, в чем я, признаться, сомневалась, и я порулила на Гражданку. Далековато, конечно, с юга на север родного города пилить, но куда только не поедешь ради пользы дела, а возможно, и собственного благополучия – во всех смыслах этого слова.
Не откладывая дело в долгий ящик, Коля поставил кассету, перемотанную на нужное место, и продемонстрировал нам заинтересовавший его кадр.
Певец Артур Небосклонов, прославившийся любовной лирикой, передавал что-то одному из заключенных. Как я поняла, маляву.
Но это оказалось не все. Один из депутатов сделал то же самое, пока его коллега общался с народом.
– Давайте просмотрим все с самого начала, – предложила я.
Больше ничего интересного на пленке не было. Меня в компрометирующей ситуации Коля не заснял, как, впрочем, и Пашка, других операторов на КВНе не было, только пишущая братия, да и вообще, я действовала осторожно. И опыт у меня уже имеется в таких делах, не то что у Небосклонова и депутата.
– Ты это не записал? – спросила я у Пашки.
– Да нет вроде, – задумчиво произнес он. – Я же игроков снимал, потом тебя, когда ты с ними после игры разговаривала. Можем отсюда ко мне проехать, просмотреть повнимательнее. Тем более что мы знаем теперь, когда это было, – Пашка кивнул на экран.
Я спросила у Коли, чего он хочет. Он, оказывается, желал только посоветоваться со мной:
– Идти мне в ментовку или нет?
– Точно – не идти. Хотя бы для того, чтобы не подставлять ребят, которым эти малявы предназначались. Они могут быть вполне безобидными: например, весточка от родственников. Людям за решеткой очень важно, чтобы родственники о них помнили. Весточка с воли – праздник. И не надо подставлять тех, кто это передавал. Я говорю о заключенных, которым их дали в руки. Они по себе знают, как их товарищи по несчастью будут рады получить маляву.
– Юль, мне бабки нужны! Я весь в долгах.
– А, тогда без проблем. Делаешь снимок с пленки или часть пленки переписываешь на чистую кассету – и вперед. Грозишь Небосклонову и депутату ментовкой. Им полезно будет понервничать.
– Депутаты же вроде неприкосновенные?
– Только из Госдумы, из нашего ЗакСа, слава богу, нет. Отбрешется избранник народа, конечно, но я своим знакомым в органах передам пленочку, если хочешь. А там у многих на депутатов зуб. Серьезных неприятностей у него не будет, но… Думаю, и певец, и депутат решат, что лучше заплатить, если, конечно, ты не собираешься потребовать слишком много.
– По тысяче баксов с носа.
– Сойдет, – сказала я и спросила, нельзя ли для меня сделать копию кассеты. Тысячи баксов у меня с собой, правда, не было, только сто.
– Юль, да я тебе бесплатно сделаю, – сказал Коля. – Ну а ты, в случае чего, свяжешься со своими знакомыми в органах.
– Тебе-то кассета на что? – посмотрел на меня Пашка.
– Не мне, а Ивану Захаровичу.
– А-а… – протянули хором Пашка и Коля, также знавший об Иване Захаровиче, в основном благодаря мне.
Я шантажировать Небосклонова и депутата не намеревалась. Вообще, подожду-ка я пару-тройку дней, пока Коля не решит свой денежный вопрос (я просила сообщить, когда решит, и, если не решит, уже действовать самой), и только после этого отдам кассету Ивану Захаровичу. У Сухорукова целая коллекция компромата на чиновников и политиков. Мне ее пополнение зачтется в будущем.
Коле сто баксов я все-таки всучила, сказав, что компенсирую свои затраты у Сухорукова. Если же его мальчики приедут за оригиналом, следует оригинал им отдать, а я покапаю им на мозги, чтобы они не жмотничали. Довольные друг другом, мы с Колей расстались, я загрузила Пашку в свою машину и порулила к нему.
На Пашкиной кассете не оказалось ничего интересного. Два человека, как я помнила, тоже бегали по залу с обычными фотоаппаратами, но их опасаться не следовало. Компромата на меня нет ни у кого. Что же касается Небосклонова и депутата… Пусть Иван Захарович решает. Хотя мне было любопытно, кому они передавали малявы и с каким текстом.
В воскресенье вечером мне позвонила мать Сергея, моя несостоявшаяся свекровь. Сообщила о том, что я уже знала: на завтра назначено слушание Сережиного дела в суде.
– В каком? – спросила я, хотя знала все от Сухорукова.
– На Фонтанке. В Горсуде. Юленька, ты приедешь?
Я обещалась быть, вместе с оператором. Пашку я уже предупредила, где именно мы должны появиться в понедельник. Я ему лично перед отходом будильник в кастрюлю поставила и телефон под ухо подсунула. Мне придется позвонить ему раза два-три, если не все десять, чтобы оператор соизволил проснуться.
Я позвонила нашему главному редактору, Виктории Семеновне, и предупредила, где мы будем с Пашкой с утра.
– Милого своего жаждешь в эфир дать? – хмыкнула Виктория Семеновна прокуренным басом. – Ну-ну.
– Там не только милый будет. Найду что-нибудь интересное.
– Иван Захарович не планирует очередное свое явление народу?
Я хотела было ответить, что Иван Захарович планирует выступить в роли кукловода из-за кулис, но сдержалась.
В камере Вадима, одной из немногих больших камер «Крестов», народ ловил «коня». Потом один из ребят приблизился к его шконке и вежливо сообщил: малява для Вадима Дмитриевича. Он поблагодарил парня и вскрыл запаянную «торпеду».
Маляву каким-то образом передали его друзья, вместе с ним прибывшие в Питер из Сибири. Вадим не хотел поддерживать связь со своими ребятами через людей Ивана Захаровича и воспользовался многократно опробованным узниками «Крестов» способом передачи ответов. В результате ребята Вадима поймали записку с сообщением и указаниями на набережной.