Собственно говоря, оказалось, что Тони по воспитанию джентльмен, потому что отец его был очень известным в Греции человеком, и у него был еще один сын, законный. Отец Тони воспитывал их вместе и нанял им учителя, который ознакомил их со всей греческой классикой. Только отцу Тони окончательно надоела мать Тони, поэтому он попросил своего приятеля-турка устроить так, чтобы она оказалась в числе пострадавших от зверств. Оказывается, турки больше всего любят устраивать зверства, и Тони считает – это все оттого, что у них сухой закон. У турков всегда сухой закон, и поэтому когда турку что-то начинает действовать на нервы, он не может просто пойти напиться и выбросить это из головы, а доводит себя до такого состояния, что ему просто необходимо бывает совершить акт насилия. Тони говорит, что когда он читает про новые способы убийства, которые мы, американцы, изобретаем, и про то, как мы любим всякие судебные процессы, он сразу вспоминает про турков. Поэтому-то Тони и решил, что все это из-за сухого закона.
Я сделала Тони комплимент – сказала, что у него замечательные мозги и он здорово во всем разбирается. А Дороти сказала, что тоже хочет сделать ему комплимент – за то, как быстро он подает куриное рагу. Так что ему пришлось прервать беседу и идти за рагу, потому что за ланчем Дороти практически всегда думает только о еде, а я, когда слышу что-нибудь интересное, даже не замечаю, есть еда или нет.
Ну вот, когда Тони вернулся, я попросила его рассказать про гениев за Круглым столом. Оказалось, что Тони их всех очень хорошо знает и он им очень нравится. Дело в том, что официантов обычно больше интересуют чаевые, нежели разговоры гениев, а официант, который обслуживал их до Тони, был простым греческим парнем из Сарданополиса и к культуре практически не тянулся.
Тони же совсем другой, он ловит каждое их слово и слышит даже больше, чем сами гении, – они ведь все думают, как бы поостроумнее ответить собеседнику, и времени выслушивать других у них просто нет.
Первым из гениев пришел Джоэль Крабтри, великий писатель, который каждый день пишет колонки обо всем. Естественно, обо всем том, что случается с его друзьями и знакомыми. Мистеру Крабтри очень хочется, чтобы все думали, что его друзья гениальнее чьих-нибудь еще друзей. Поэтому каждый божий день он упоминает в своей колонке всех своих друзей, и публика, которая настолько интересуется литературой, что эту колонку читает, знает, чем каждый из них занимается. А они, естественно, стараются заниматься чем-нибудь, о чем интересно читать, – то играют в буриме, то ставят шарады на вечеринках, то устраивают в Центральном парке игру в крокет, а там толпу можно собрать по любому поводу.
Потом появился знаменитый театральный критик Гарри Эплбай. Он занимается тем, что отыскивает повсюду девушек, похожих на известную актрису Элеонору Дузе. А это на самом деле нелегко, потому что отыскиваются, естественно, в основном молоденькие девушки, а такие молоденькие девушки, естественно, не владеют техникой так, как великая Дузе. Но если девушка во всех остальных смыслах достаточно хороша, на этот факт мистер Эплбай внимания не обращает. Потому что больше всего на свете этот театральный критик любит прелестных актрис или даже актеров. А если и пьеса прелестная, то он считает, что наконец-то получился великий спектакль. Тони обожает слушать мистера Эплбая и своему кузену в Афины пишет, что он напоминает ему Софокла. Дело в том, что он должен ссылаться на имена, которые его кузен знает, потому что, как Тони говорит, кузен у него довольно невежественный и не знает, что мистер Эплбай в «Алгонкине» считается гением – как и мистер Эплбай не знает, что в Афинах гением считается Софокл.
Следующим пришел Питер Худ, писатель, который все время влюбляется в разных девушек. А когда гений влюбляется в женщину-гения, то, как говорит Тони, начинается «дым коромыслом», потому что не может же он, как простой официант, завести себе роман по-тихому. Нет, он должен во всем сознаться жене, потом они это трактуют с точки зрения психоанализа, потом обсуждают с другими гениями, но ни к какому выводу никогда прийти не могут.