Потом мы долго смотрели на луну, и я сказала, что поехала бы в Вену, если бы точно знала, что это действительно бизнес, а не какая-то девица, потому что я просто не могу понять, как это бизнес может быть таким серьезным. Ну и тогда он мне все рассказал…
И оказалось, что «дяде Сэму» нужны какие-то новые аэропланы, которые нужны и всем остальным, особенно Англии, но у «дяди Сэма» есть какой-то хитроумный способ, чтобы заполучить их, долго писать — какой.
Так мы сидели и смотрели на восход солнца, и я наконец совсем закоченела и сказала, что мне нужно спуститься в каюту, потому что, в конце концов, сегодня мы прибываем во Францию и, если я собираюсь сойти с корабля, чтобы ехать с ним в Вену, мне нужно уложить вещи.
Ну и я спустилась в каюту и легла в постель. Ну а потом зашла Дороти, которая тоже была на палубе с чемпионом по теннису, но не заметила восхода солнца, потому что совершенно не любит природу, но всегда попусту теряет время и портит одежду, хотя я всегда ей говорю, что нельзя пить шампанское из бутылки на палубе, потому что там сильно качает.
Ну а теперь я собираюсь позавтракать в каюте, а потом пошлю записку мистеру Бартлетту, что я просто не в состоянии сойти с корабля во Франции, чтобы ехать с ним в Вену, потому что у меня сильно болит голова, но что я обязательно когда-нибудь и где-нибудь еще увижусь с ним. Майор Фалькон собирался зайти в двенадцать, и я опять вспомнила о том, как мистер Бартлетт называл меня в Литл-Роке, и опять ужасно расстроилась. Ну, то есть я хочу сказать, что джентльмен никогда не платит за такие вещи, а всегда расплачивается девушка, и потому я решила, что расскажу майору Фалькону об этом бизнесе с аэропланами, если уж ему так хочется все это знать. Ведь не могу же я считать, что мистер Бартлетт — джентльмен, после того как он называл меня всеми этими словами в Литл-Роке, даже если это и было семь лет назад. Но я хочу сказать, что майор Фалькон, например, всегда ведет себя как джентльмен и что он и в самом деле хочет сделать для нас в Лондоне все. Потому что он знаком с принцем Уэльским и уверен, что нам с Дороти принц понравится, стоит лишь нам его увидеть.
Так что я собираюсь не выходить из своей каюты, пока мистер Бартлетт не сойдет с парохода во Франции, потому что мне кажется, что я не буду очень сильно переживать, даже если никогда больше его не увижу.
Итак, завтра мы будем в Англии — блестящей и древней, — и я действительно испытываю некоторый трепет, потому что мистер Эйсман прислал мне сегодня утром телеграмму, как он это делает каждое утро, в которой сообщил, что нам следует взять из этой поездки все, потому что путешествия — это высшая форма образования. Ну, то есть я хочу сказать, что мистер Эйсман всегда прав, и поскольку майор Фалькон знает все достопримечательности Лондона, включая и принца Уэльского, то похоже, что мы с Дороти можем совершенно восхитительно провести время.
Лондон — это ничто
Итак, мы с Дороти действительно в Лондоне. Ну, то есть я хочу сказать, что вчера вечером мы прибыли сюда на поезде, потому что пароход не подходит близко к Лондону, а останавливается на взморье, вот почему вам приходится ехать еще на поезде. Так что я хочу сказать, в Нью-Йорке все намного лучше, потому что пароход подплывает прямо к Нью-Йорку, и я даже начинаю думать, что Лондон не такой уж и познавательный. Но я не стала говорить этого мистеру Эйсману, когда телеграфировала ему вчера вечером, потому что ведь мистер Эйсман отправил меня в Лондон образовываться, и мне пришлось бы сообщить ему, что Лондон — это ошибка, потому что мы в Нью-Йорке знаем больше.
Мы с Дороти отправились в «Ритц» — и в нем оказалось восхитительно много американцев. Ну, то есть я хочу сказать, что в «Ритце» и в самом деле можно подумать, что находишься в Нью-Йорке, потому что самая замечательная вещь в этих путешествиях — это повсюду сталкиваться с американцами и везде чувствовать себя как дома. А вчера вечером мы с Дороти спустились на ланч в «Ритц» и за соседним столиком увидели совершенно очаровательную маленькую блондинку, и я слегка толкнула Дороти под столом, потому что не думаю, что это прилично — толкать кого-то над столом, тем более в то время, когда я стараюсь привить Дороти хорошие манеры. Ну и я сказала: «Эта симпатичная маленькая девушка так очаровательна, что она, наверное, американская девушка». И очень скоро я убедилась в этом, когда блондинка обратилась к официанту и заговорила с совершенно американским акцентом. Она была очень рассержена и сказала ему, что уже тридцать пять лет ходит в этот отель и что впервые ее заставляют здесь так долго ждать. И тогда я узнала ее голос, потому что это и в самом деле была Фанни Уорд.
Мы пригласили ее за наш столик, и все мы были в восторге от встречи. Потому что мы с Фанни знакомы около пяти лет, но мне и в самом деле кажется, что я знаю ее намного дольше, потому что моя мама познакомилась с ней сорок пять лет назад, когда они вместе ходили в школу, и потом мама обычно следила за бракосочетаниями Фанни по газетам.
А теперь Фанни живет в Лондоне, где она довольно известна как одна из самых очаровательных девушек. Ну, то есть я хочу сказать, что Фанни — личность почти историческая, потому что, если девушка пятьдесят лет подряд остается очаровательной, — это и в самом деле явление историческое. Так что если бы моя мама не умерла от старческого склероза, то все мы — она, Фанни и я — могли бы прекрасно провести время в Лондоне, потому что Фанни тоже любит ходить по магазинам.
Ну и мы отправились по магазинам, чтобы купить себе шляпки, но вместо того, чтобы идти в обычный магазин, мы зашли в детский отдел, где мы с Фанни купили себе несколько совершенно очаровательных шляпок, потому что детские вещи стоят вдвое дешевле, и Фанни всегда именно их и покупает. Ну, то есть я хочу сказать, Фанни и в самом деле любит шляпки и каждую неделю покупает их в детском отделе. И это и вправду экономит ей много денег.
А потом мы вернулись в «Ритц», чтобы встретиться с майором Фальконом, потому что майор Фалькон пригласил нас на чай в дом к одной девушке по имени леди Шелтон. Ну и майор Фалькон пригласил и Фанни пойти с нами, но она, к сожалению, должна была идти на урок музыки.
Итак, у леди Шелтон было совсем немного гостей, кажется, англичан. Ну, то есть я хочу сказать, что некоторые девушки в Лондоне зовутся «леди», что означает то же самое, что «лорд» наоборот, а некоторые девушки, которые не леди, те знатные или благородные. Ну и уж совсем немногие — не леди, и не благородные, а просто такие же, как и мы с Дороти, и все должны к ним обращаться «мисс».
Леди Шелтон была и вправду рада видеть нас, американцев, у себя в доме. Ну, то есть я хочу сказать, что она повела нас с Дороти в дальнюю гостиную и попыталась продать нам за двадцать пять фунтов несколько цветов, которые сделала своими собственными руками из морских ракушек. Ну и мы спросили, сколько это будет стоить в деньгах, и оказалось, что 125 долларов. Но я хочу сказать, что из-за Дороти мне и в самом деле предстоят в Лондоне тяжелые времена, потому что ей, конечно же, не следовало говорить английской леди то, что она сказала. Ну, то есть я хочу сказать, что ей не следовало говорить английской леди, что мы в Америке тоже используем ракушки, но только мы кладем под одну из них сухую горошину и называем это игрой. Но я сказала леди Шелтон, что нам и вправду не нужны цветы из раковин.
И тогда леди Шелтон сказала, Что она знает, что мы, американцы, любим собак, и поэтому ей хотелось бы, чтобы мы познакомились с ее матерью. Ну и мы, то есть я, Дороти и майор Фалькон, отправились в дом ее матери, который находился сразу за углом. Потому что ее мать зовется «графиней» и занимается выращиванием собак.
У матери леди Шелтон тоже была вечеринка, а сама она оказалась с рыжими волосами и довольно большим для такой пожилой леди количеством румян, и первое, что она спросила — купили ли мы цветы и ракушек у ее дочери? Ну и мы сказали, что нет. Но мне кажется, что вела она себя не так, как должны вести себя графини ее возраста, потому что она сказала: «Вы были правы, дорогие. Не позволяйте моей дочери надуть вас — эти цветы через неделю развалятся на части». Ну а потом она спросила, не хотели бы мы купить собаку. И не успела я остановить Дороти, как она уже спросила у графини: «А через сколько времени эта собака развалится на части?» Но я не думаю, что графиня поступила так, как следовало бы поступить графине, потому что она очень, очень громко расхохоталась и сказала, что Дороти ужасно забавна, потом обняла ее, поцеловала и уже не отходила от нее ни на шаг. Но я хочу сказать, что я действительно считаю, что графине не следовало поощрять Дороти, если она, конечно, не такая же неотесанная, как Дороти. Но вместо этого я просто сказала леди Шелтон, что нам не нужны собаки.