А что касается Мары, ей лучше знать — Каллен ее тоже никогда не простит. Он вообще не из тех, кто прощает. Нет, ее изгнание навсегда, независимо от того, что она думает или на что надеется.
В комнату входит Мара, теперь одетая в мои джинсовые шорты и огромную фиолетовую футболку, которая свисает с одного плеча. Она указывает на чайник, о котором я забыла в гневе, и говорит:
— Можно мне то, что ты пьешь?
Мне удается улыбнуться.
— Конечно.
Она делает глубокий вдох и улыбается мне.
— Я хочу извиниться, — начинает она.
Глава двенадцатая
Чай согревает мои ладони, пар щекочет нос, пока я делаю глоток. Я сделала его слишком крепким, и молока не осталось, потому что Мара сделала глоток бежевой субстанции и решила выпить все. В ее чашке теперь больше молока, чем чая, но я не стану завидовать ей в этом маленьком удовольствии. А она еще даже не пробовала шоколад…
В конце концов, после долгих минут тягостного молчания, она говорит:
— Извини, что накинулась на тебя, но с тех пор, как ты ушла, все развалилось и… и вот я здесь, — она вздыхает. — Я не знаю, что делать. Я не могу вернуться домой, на Корсику, но и оставаться здесь тоже не хочу… и… я так скучаю по своим детям.
Мое сердце болит за нее, но я знаю, что мои слова ничего не исправят. Я протягиваю руку, чтобы похлопать ее по плечу, как я надеюсь, успокаивающе, выдавливая слабую улыбку. Физический комфорт на Корсике на самом деле не главное — это более человеческая практика.
— Мы сможем пройти через это вместе, Мара.
Она едва заметно улыбается и кивает, и теперь, когда она приняла ванну, часть жизни, кажется, вернулась к ней. И тогда я подумала, что мне, вероятно, следует рассказать ей обо всем, что произошло с тех пор, как я уплыла. Я глубоко вдыхаю и начинаю свой бурный рассказ:
— Каллен нашел меня, ты в курсе?
Мара хмурится и качает головой, когда я киваю.
— Он вломился в мой дом и угрожал мне. Я до сих пор не знаю, как ему это удалось, но мой друг — человек смог отбиться от него.
Взгляд Мары устремляется вверх, а брови приподнимаются.
— Мужчина — человек дал отпор Каллену?
— Ну, не с легкостью, но да.
Она снова смеется, и на этот раз смех чуть громче. Звучит чуть дольше.
— Этот человек, должно быть, действительно любит тебя, если он готов сражаться с Калленом за тебя, — она делает глоток молока. — И имеет мускулы в придачу.
Я не отвечаю, просто хмуро смотрю в свою чашку. Сойер меня не любит. По крайней мере, он не ведет себя так, будто любит — может, он любил меня до того, как узнал, кто я на самом деле. Но была ли это тогда любовь? Мне больно даже думать об этом, потому что он замечательный человек, даже если он упрямый и раздражающий.
— Ну, думаю, теперь, когда я здесь и в обозримом будущем никуда больше не пойду, ты должна показать мне этот свой человеческий город, — говорит Мара, ее голубые глаза сияют, как пруды на ярком солнце. — Думаю, мне хотелось бы узнать, почему ты так любишь Шелл — Харбор.
Обычно я ухватилась бы за возможность показать Маре окрестности. Здесь так много очаровательных кафе и магазинов, и я знаю, что ей бы очень хотелось прогуляться по длинному извилистому пляжу, хотя я полагаю, что большую часть этого она уже видела. Затем я думаю о плакатах по всему городу и жестоких взглядах людей.
И все же мне не нравится идея прятаться в собственном городе. Статья фальшивая, а плакаты ничего не доказывают, и я смогу спокойно гулять по городу, в котором живу. Ложь меня не пугает. И я могу только надеяться, что шериф или, может, его заместитель убрали плакаты, как и обещали.
— Ева? — спрашивает Мара, как только замечает мои колебания.
— Эти плакаты, — начинаю я.
— Неправда, — отвечает она.
— Но люди здесь этого не знают.
— Так ты собираешься оставаться в своем доме до конца жизни? — спрашивает она, хмурясь. — Прятаться.
— Нет, — отвечаю я.
Она кивает.
— Я думаю, тебе было бы хорошо пройтись, а мне нужно отвлечься.
Учитывая, через что она прошла, я не могу сказать «нет». Я дарю ей добрую улыбку и встаю на ноги.
— Хорошо, — мягко говорю я, — мы можем отправиться в город, и я покажу тебе свое любимое место у воды.
Она кивает.
— Хорошо, — это ее единственный ответ, а затем она допивает остатки чая двумя большими глотками.
У меня нет подходящей обуви, кроме пары дешевых шлепанцев, которые я нашла в магазине в городе. Я предлагаю их Маре, но она отказывается, и тогда мне приходится мягко напомнить ей, что это человеческий обычай носить что — то на ногах в общественных местах.