Сойер тоже встает, глядя на меня мягкими добрыми глазами. Это взгляд я уже видела у него, когда мои заботы казались такими тривиальными.
— Я дам тебе знать, если что — нибудь еще случится, — тихо говорю я и протягиваю руку, чтобы коснуться его ладони. — Я рада, что ты присматриваешь за мной, — это правда, потому что каждый раз, когда я смотрю на него, меня наполняет теплота, похожая на то, что я чувствую с Маршаллом. Не физическое тепло, вызванное солнцем или жарой, а что — то внутри.
И прежде чем я успеваю понять, что он делает, он наклоняется, притягивает меня к себе и опускает голову, прижимается губами к моим. Я так потрясена, что не отвечаю сразу, но затем растворяюсь в нем и, обхватив его руками, углубляю поцелуй, открывая рот, чтобы дать ему войти языком. И он с радостью принимает мое предложение.
Я не знаю, как долго мы стоим так, соединив губы, пробуя друг друга на вкус. Но, в конце концов, я отстраняюсь, нуждаясь в том, чтобы сделать глубокий вдох. Я смотрю на него и вижу, что он пристально смотрит на меня, и в его глазах удивление — будто он не ожидал меня поцеловать, но все равно сделал это.
Он улыбается и отступает, и, может, мне это кажется, но клянусь, его щеки порозовели.
— Я хочу, чтобы все стало так, как было между нами, Ева, — тихо говорит он.
— Я тоже этого хочу.
— Пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что пытаюсь разобраться во всем этом. Я пытаюсь это понять и принять, и я думаю… думаю, у меня это получается.
Я ничего не говорю, только киваю.
— Я знаю, что тебе нужно вернуться к Маре, — продолжает он, когда мы начинаем идти в сторону улицы. — Но я хочу, чтобы ты знала, что можешь позвонить мне, если тебе что — нибудь понадобится.
Эта простая фраза, произнесенная так небрежно, вызывает у меня улыбку. Если что — то и является верным признаком того, что между нами все налаживается, так это милое, доброе обещание — даже больше, чем поцелуй, который мы только что разделили. Он хочет мне помочь — я вижу это в его глазах. Мне приходится сдерживать слезы облегчения. Не желая, чтобы он увидел блеск моих слез, я поворачиваюсь и смотрю на океан. Волны мягко плещутся о берег, оставляя за собой след из плоских камней и морского стекла.
Я тихонько прощаюсь с ним, прежде чем продолжить путь по улице.
* * *
К тому времени, как я добираюсь до дома, я готова к худшему от Мары. Я проскальзываю на кухню, чтобы приготовить обед, хотя из — за того, что происходит так много, мне кажется, что с тех пор, как я в последний раз ела, прошли всего несколько минут. Осматривая дом, я не вижу Мары, поэтому полагаю, что она все еще наверху, что к лучшему, потому что я не спешу встречаться с ней прямо сейчас.
Мой желудок урчит, напоминая, что он пуст. Я хмурюсь, полагая, что Мара тоже голодна. Думаю, я сделаю ей бутерброд в качестве предложения мира.
В конце концов, когда я делаю два бутерброда c беконом, салатом и помидорами, которые Венди научила меня готовить, я слышу знакомый скрип лестницы, когда Мара спускается. И тут я понимаю, что до сих пор не помирилась с Венди. В последний раз, когда я ее видела, я приказала ей идти домой в то же время, когда я сделала то же самое с Маршаллом и Сойером. Только я видела их обоих с тех пор и помирилась с ними. Чего нельзя сказать о Венди. Но я так устала, что отгоняю мысли на задний план. Я скоро помирюсь с Венди. Так же быстро, как я могу всплыть в воде, так сказать.
Я замечаю, как Мара бродит в коридоре, наблюдая за мной с любопытством, но не совсем желая сократить расстояние между нами.
— Я приготовила обед, — говорю я, придавая своему голосу фальшивую радость. Даже для моих ушей слова звучат натянуто. Я вздыхаю и маню Мару вперед. — Прости за то, что было раньше, — говорю я и пододвигаю к ней тарелку. — Кажется, мы двое много спорим с тех пор, как ты сюда прибыла, и это не то, чего я хочу.
— И я этого не хочу.
Мара с опаской смотрит на сэндвич, забирается на табурет у барной стойки и смотрит на сэндвич так, будто никогда раньше не видела хлеба и бекона, что, я полагаю, правда. Она робко откусывает; и у нее загораются глаза.
— О, это вкусно!
Я плюхаюсь на стул рядом с ней.
— Если есть что — то хорошее на суше, так это еда.
Мара не отвечает, вместо этого с энтузиазмом жует еду, а затем смотрит в окно. Я поворачиваюсь, чтобы проследить за ее взглядом, и на мгновение мой желудок сжимается, мне кажется, что снаружи кто — то есть. Сначала мне кажется, что я вижу высокую фигуру, стоящую под покровом дубов, ведущих к озеру, и я вздрагиваю. Но тут дует ветер, и я вижу, что это только одеяла, сложенные на скамейке, неиспользованные с тех пор, как мои уроки встали на паузу.