— А какой он?
— Хватит рассуждать. Я серьезно. В квартире есть место для тебя. Можешь работать в библиотеке и спать в кровати Геринга. Тесно не будет.
Я охотно признался, что мне надоела собственная квартира, в которой к тому же не осталось ничего ценного. Для переезда хватило бы и легкового такси.
— Мне почти нечего терять, — сказал я.
— Мне тоже, — признался Генри. — К тому же вместе жить дешевле. Ведь богачей среди нас нет?
— Пожалуй.
— Ну? Не стоит долго размышлять, принимая важные решения. Я всегда все решаю в одну секунду. Такая у меня жизнь. Все вверх тормашками. Но я живу, хоть и бывает одиноко.
— А твой брат Лео? Он не с тобой живет?
— Сейчас он в Америке, в Нью-Йорке. На днях прислал открытку — вернется не скоро.
— По рукам, — сказал я. — Попробуем.
— Вот тебе моя рука.
Генри протянул мне пятерню. Дело было сделано. Мне предстояло немедленно отправиться домой, собрать вещи, не взятые ворами из милосердия, оставить заявку на пересылку почты и попытаться найти надежного человека, которому нужно жилье. Все это можно было успеть до вечера.
Так и вышло. Один из платежеспособных дипломатических друзей Эррола Хансена искал небольшой пентхаус недалеко от центра. Дело было в шляпе.
Посреди моей квартиры стояли два чемодана с одеждой, две печатные машинки и пара пакетов с книгами, бумагами и дорогими мне вещами: лисьей головой, которую я нашел в лесу, панцирем краба, подаренным мне рыбаками на Лофотенских островах, несколькими крупными камнями и пепельницей в виде сатира с разинутым ртом, куда следовало стряхивать пепел.
Сквозь грязные окна проглядывало осеннее солнце, в комнате было бело, и я сделал пару затяжек «Кэмел» без фильтра. Дым вился, расслаиваясь на перистые облака.
Мной овладела меланхолия. Квартира выглядела такой мрачной. Очень часто мне бывало здесь по-настоящему тоскливо, но теперь я почувствовал тоску перед расставанием. Здесь я бездельничал и работал, любил и ненавидел, атмосфера этой комнаты стала частью меня. Здесь я написал свои лучшие строки. Теперь же в опустевшей комнате витали одни лишь призраки мыслей и существ. Годы сжались до нескольких деталей, до пары эпизодов. Я погрузился в меланхолию. Мне предстояло начать новую жизнь, не имея ни малейшего представления, к чему это приведет. И это было хорошо.
Хлопнули двери лифта, и на пороге появился Генри Морган.
— Добрый день, перевозки «Фрейс»! — объявил он, сдвинув на затылок фуражку.
— Что это у тебя на голове?
— Настоящая фуражка перевозчика мебели. Это весь твой багаж?
— Все, что осталось. Все, что у меня есть.
Генри уставился на жалкую кучу скарба посреди комнаты — чемоданы, пакеты и печатные машинки — и покачал головой.
— Кто бы здесь ни побывал, поработали они основательно.
— Все из-за этого проклятого Дилана.
— Не грусти, парень. Начинается новое восхождение. Скоро ты получишь страховку и купишь новые вещи. Если пройтись по секонд-хендам на Сёдере, можно выкупить все до последней мелочи.
— Не нужен мне этот хлам, — ответил я. — Начинаю новую жизнь.
— Золотые слова! Вперед!
Мы вытащили вещи в коридор, втащили в лифт, а затем погрузили в пикап фирмы «Мёбельман», который Генри взял на время. Мы управились за час. Новую жизнь можно было начинать сию минуту.
Похоже, Генри продумал все до последней мелочи. Я мог почти без ограничений распоряжаться двумя комнатами: спальней, где стояла кровать Геринга, и библиотекой. Прежде я о таком и не мечтал. Печатные машинки я отнес в библиотеку, заодно отметив, что первоклассным чтением я обеспечен на несколько лет вперед. Чемоданы Генри оставил в спальне, где предварительно освободил шкафы и отмыл пол. В воздухе едва ли не пахло весной.
— Что скажешь? — поинтересовался он.
Я уселся на подоконник и выглянул на улицу. Обстановка казалась идеальной.
— У меня никогда не было такого отличного жилья, — чистосердечно признался я.
— Будет холодно, так и знай. Уже в октябре приходится искать дрова и топить печи. Стоит включить хоть одну батарею — и пробки в подвале тут же вылетают.
Показывая мне квартиру, Генри рассказывал о деде, которому она прежде принадлежала. Дед умер лет десять тому назад. Он был аристократом по фамилии Моргоншерна. Представителей этого рода осталось совсем немного. Щит с гербом рода можно было увидеть на стене Дома благородного собрания Риддархюсет. У деда Моргоншерны родился только один сын, отец Генри, и того уже не было в живых. Остались только Генри, его мать Грета и брат Лео. Но они носили фамилию Морган.