Генри немедленно связался с домашним доктором Гельмерсом, который явился с целым набором ампул, витамином В и прочими специальными препаратами против абстиненции, которые могли облегчить жизнь и нам, и нашему пациенту. Пыхтящий и фыркающий Гельмерс был единственным известным мне домашним доктором, который выглядел именно так, как положено таковому. Полукруглые очки, седые волосы, идеальные зубы, внушительный разворот плеч и очень упругая для такого возраста походка. Он, разумеется, знал все, что только можно было знать о семействе Моргоншерна, о детских болезнях мальчиков, о том, как в отдельной спальне, вскоре превратившейся в бильярдную общества «ООО», угасала бабушка. Доктор Гельмерс утверждал, что она, подобно самому Гёте, бредила и говорила о свете. Словом, это был образованный, опытный, объездивший полмира господин, некогда, разумеется, член общества «ООО».
Доктор Гельмерс хорошо понимал, что лечение Лео должно проходить дома так долго, насколько это возможно. Он не слишком высоко ценил новые методы терапии и эксперименты с глубинами человеческой души. Никакое лечение не могло быть для Лео полезнее, чем постоянная забота родных. Конечно, дом Генри Моргана был не лучшим местом для мутиста[72] или кататоника,[73] так что пара курсов в Лонгбру все-таки потребовалась. Но на этот раз речь шла «всего лишь» об алкоголе, и дело было ясное. Лео, конечно же, скоро встанет на ноги, а если придется туго, надо лишь вызвать доктора Гельмерса, в любое время суток.
Осложнений не последовало. Лео лежал в коме, сильно потел, немного бредил и чуть-чуть страдал судорогами — что-то вроде стенокардии, наверное, — но такие приступы всегда проходили и сменялись глубоким, спокойным, сказочно-летаргическим сном. Спустя несколько суток Лео задал вопрос о времени, и Генри увидел в этом знак того, что буря миновала, а прилежные сиделки могут пожать друг другу руки, довольные проделанной работой.
— Неплохо для непрофессионалов, — заметил Генри.
— Не говори «гоп»… — ответил я, закоренелый скептик.
— Не надо опять спускать меня с небес на землю, — пробормотал Генри. — Не надо лишать меня надежды, как только я увидел просвет.
— Ладно, я зануда, — согласился я. — Мы проделали хорошую работу и можем быть довольны.
Несколько дней мы старательно выхаживали Лео, прилежно работали и страстно ждали весны, которая все не наступала. «Доктор Генри и компания» носились по длинным, мрачным сервировочным из кухни в комнаты Лео и обратно, принося травяные чаи для Лео, специально сваренную для Лео кашу, укрепляющий и оздоровительный напиток для Лео и прочие волшебные зелья и препараты, которые могли наладить работу его организма. Мы делали успехи, записывая все — от аппетита до формы и запаха испражнений, — на графике температуры, вывешенном на кухне.
Произошедшее не причинило большого ущерба и Великому Искусству. Я писал примерно по пять страниц в день, довольно точно, как мне казалось, отображая медленную гибель Арвида Фалька. Я уже мог разглядеть маячащий среди стопок блокнотов, разрозненных листков с заметками, фразами и репликами, среди мрачных зарисовок тоскливой зимы конец: массивную коду, потрясающий воображение заключительный аккорд, который смягчит сатиру и позволит перейти от патетики к глубокому, искреннему трагизму.
Если верить Генри, у него дела обстояли так же. «Европа. Фрагменты воспоминаний» о пятнадцатилетней игре на пианино в джазовых клубах Стокгольма; о свистящем школьном органе датских квакеров; об игре на фортепиано в лондонском пабе и мюнхенском баре, на рояле в альпийском поместье Моссберг и в парижском «Боп Сек» — все это было похоже на историю страданий Европы, воплощенных в потрясающем опыте одного человека. По крайней мере, так отзывался о произведении сам автор. Мне же пока не довелось его услышать.
Начался чемпионат мира по хоккею, и мы решили вновь сбавить рабочий темп во имя сохранения духовного здоровья и проследить за игрой команды «Тре крунур». Ходили недобрые слухи о том, что команда слаба и состоит из молодежи, недостаточно подготовленной к турниру, зато мы подготовились как следует: арахис, чипсы, попкорн и минералка «Рамлёса», из солидарности, — и, нервничая, уселись перед огромным телеящиком. Кресла были выставлены удобно, как в партере, и Генри уговорил Лео выбраться из постели, чтобы посмотреть хоккей. Лео поддался на уговоры и теперь сидел в кресле, закутавшись в одеяло, положив ноги на пуф и обратив тяжелый, усталый взгляд на советскую тестовую таблицу.
73
Кататоник — человек, страдающий нарушением мышечного тонуса; чаще всего — вследствие шизофрении.