В дверь позвонили; звонок бесцеремонно прервал мой завтрак. Вот уже пятое утро подряд я завтракал в одиночестве, не получая никаких вестей от Генри с того самого вечера, когда мы вернулись со съемок в Сёдерхамне. Зайдя домой, он лишь принял душ, поговорил по телефону и скрылся в неизвестном направлении. Это было написано в его гороскопе. Пропасть без вести на несколько дней.
Открыв дверь, я обнаружил посыльного из прачечной «Эгон» с коробкой рубашек и белья, завернутого в коричневую бумагу.
— Это нам? — спросил я.
— Морган, десять рубашек и четыре комплекта из простыни, наволочки и полотенца. Вот, здесь написано. Сто двенадцать риксдалеров, будьте так любезны, — сообщил посыльный.
— Ясно, — вздохнул я и отправился за деньгами.
— Будете что-то сдавать? — поинтересовался посыльный.
— Сдавать? — переспросил я. — Не знаю. Пойду посмотрю.
Он отдал мне чистое белье, я ему — грязное, и мы распрощались. Я положил рубашки Генри на его кровать, размышляя, не слишком ли это шикарно — отдавать белье в стирку, но это, конечно, было его личное дело. Расплачиваться, однако, пришлось мне. Впрочем, я был рад любому признаку жизни.
В остальном радоваться было особо нечему, кроме полного фиаско и тотального падения коалиционного буржуазного правительства, которое мой ушлый издатель Франсен предсказал полгода назад в Кантри-клубе. Как только Генри исчез, в квартире воцарилась атмосфера мрака и запустения. Я заставлял себя прилежно и по возможности систематически работать над «Красной комнатой». Мне удалось написать с дюжину страниц — как мне казалось, вполне неплохого качества.
Стараясь наладить общение с соседями, я познакомился с Сигарщиком. Это был весьма строгий немолодой господин, неизменно в костюме и при бабочке, неизменно осведомленный обо всех актуальных событиях в квартале. Пока мой хозяин пропадал, Сигарщик выполнял обязанности чичероне.
Кроме того, у Сигарщика была весьма интересная помощница — роковая женщина лет тридцати пяти, в длинном платье, плотно загримированная пудрой, тушью и ярко-красной помадой. Насколько мне было известно, она никогда не заговаривала с покупателями, которые, в свою очередь, не знали, позволено ли заговаривать с ней. Как бы то ни было, она внимательно прислушивалась ко всему, что происходило в лавке, и бросалась на склад, как только выяснялось, что чего-то недостает. Если покупатель грустил, ассистентка надувала губки. В общем и целом ее обязанности заключались в том, чтобы стоять и радовать посетителей своей красотой. Может быть, также предполагалось, что присутствие ассистентки будет привлекать внимание к широкому ассортименту порнографических и эротических журналов — от «Маркизы» до «Любовь-1», — представленному в лавке Сигарщика. Из вышесказанного следует, что тот, кого не интересовали всевозможные сплетни, имел целый ряд причин бойкотировать лавку. Я, к сожалению, слухами и сплетнями интересовался.
Сигарщик, разумеется, рассказал мне все, что можно было рассказать об окрестностях.
— Да, по тебе видно, — доверительно произнес он, склонившись над прилавком, — что ты хороший парень. Морган не пустил бы к себе кого попало. Он настоящий джентльмен. Но эти галереи… они притягивают сюда массу… ну, знаешь, всякого странного народа, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Я вовсе не понимал, что он имеет в виду, и бросил злобный взгляд на даму, которая ответила мне лукавой улыбкой.
— Сходи в «Мёбельман» — там хорошие люди, с ними тебе надо познакомиться.
— Наверное, — согласился я, не сказав ни слова о том, что боюсь приближаться к комиссионным магазинам, чтобы не наткнуться на собственную старую мебель.
Человек, которого все называли Паван, прошел мимо и помахал нам в окно. Паван тоже хороший парень, утверждал Сигарщик. У него пенсия по инвалидности — слабая спина, — и это пособие он дополняет сбором бутылок в парках.
— И знаешь ли, — Сигарщик понизил голос. — Мне кажется, у него… — Он облизнул большой и указательный пальцы, потерев их друг о друга и заговорщически подмигнув.
— За счет бутылок? — удивленно спросил я.
— Конечно! Конечно! — воскликнул Сигарщик. — У него велосипед с кузовом, каждый вечер он возвращается домой с бутылками на двести крон. Без налогов! У него точно полный матрас денег, уж поверь мне. Но лучше его не трогать, зубки показать он умеет.