— Надо смотреть иначе.
— Надо жить иначе. Нельзя метаться. Пусть другие мечутся.
Мы содрогнулись от нового порыва ледяного ветра.
— Как холодно в этом мире, — поежился Генри, словно отыскивая причину уйти.
— Как интересно вы говорите, — произнес голос в темноте у могилы. — Как настоящий священник.
За могильным камнем показалась фигура девушки — или женщины. Она улыбалась.
— Я не могла не прислушаться, — нахваливала она красноречие Генри. — Вы говорили как настоящий священник, я чуть не расплакалась от такой красоты.
Женщина вышла на тропинку и оказалась элегантной дамой лет двадцати пяти, одетой полностью в черное, с траурной ленточкой на воротнике пальто.
— Месяц назад умер мой отец.
Генри достал сигарету из пачки, предложил и нам с девушкой. Мы закурили и некоторое время стояли в тишине. Она первой нарушила молчание.
— Вы в город?
Мы оба кивнули, дрожа от холода.
— Вы на машине? Могу подвезти.
— Благодарим, дитя мое, — ответил Генри в надежде, что отеческий тон священника окажется к месту. Но он ошибался. Эта дама вовсе не производила впечатления беззащитного агнца, раз уж на то пошло. У нее был ядовито-желтый автомобиль с надписью «Пико». Это явно была одна из тех непростых девчонок, что гоняют по городу на курьерских автомобилях. Помнится, на машине значился номер восемь — совсем как у известного баскетболиста.
Когда дама подвела нас к ярко-желтой тачке, Генри окончательно растерялся.
— Ты водишь курьерский автомобиль? — изумленно воскликнул он. — Это просто…
— Садитесь, ребята! — пригласила нас дама. — Кстати, как вас зовут?
Генри, по обыкновению, обстоятельно представился, пожав даме руку и щелкнув каблуками, а затем, кивнув в мою сторону, назвал мое имя без лишних комментариев.
— Меня зовут Черстин Бэк, — представилась дама.
— Олрайт, Черри, — сказал Генри. — Полегче на поворотах: на дорогах, наверное, скользко.
Черри вела, как ангел, и переключала скорости ловко, как гонщик. Она отлично владела педалями, и Генри бросал косые взгляды то на них, то на спидометр. А может быть, и на коленки Черри, откуда мне знать.
— Ты верно говоришь, — заметила Черстин, набрав обороты. — Насчет бессмысленности. Все эти… все эти стремления такие смешные. Сначала ввязываешься в эту гонку, а потом спрашиваешь себя: а куда это я несусь?
— Кто бы знал… — поддакнул Генри.
— Но надо двигаться вперед. Нельзя видеть во всем одну пустоту.
— Надо делать вид, — сказал Генри. — Нужно все время делать вид, что там, за горизонтом что-то есть. Иначе ты обречен.
Черстин не казалась человеком, парализованным беспросветностью существования. Она чуть было не отправила нас обратно на кладбище своими бесстрашными маневрами на шоссе.
— Куда вам теперь? — спросила она у Слюссена.
— Точно не знаю, — отозвался Генри. — Может быть, в кафе?
— Хорошо, — согласилась Черстин. — В Гамластан?
Не дожидаясь положительного ответа, она рванула вверх по Слоттбаккен, ловко пристроила автомобильчик на парковочном месте для мопедов и инвалидов и выскочила на улицу.
Мы отправились к Кристине, где заказали три кофе с коричными булочками и печеньем. В кафе было тесно и суетливо, и наше благоговейное настроение вскоре испарилось. Жизнь вновь поймала нас в силки голода, жажды и сладострастия. Однако Генри, которому никак не удавалось избавиться от тона проповедника, — я был уверен, что он по-прежнему надеялся тронуть сердце Черстин таким образом, — заявил, что он питает глубокое почтение к женщинам, облаченным в траурные одежды, ибо в их облике есть некое особое достоинство.
— Я, пожалуй, скоро сниму траурную ленту, — сказала Черстин. — Больше не могу выслушивать соболезнования.
— Ты осталась одна?
— Мама умерла пять лет назад. Мне казалось, я никогда не оправлюсь. Но пришлось взять себя в руки. Для папы это стало еще большим ударом. Теперь и его тоже нет. Не могу думать о нем как… как о мертвом. Он был таким замечательным человеком…
Принесли наши кофе, и Генри вновь предложил нам закурить, из деликатности промолчав — в кои-то веки!
— Он был таким находчивым, мой папа, — продолжала Черстин. — В двадцатые годы основал собственную фирму-тотализатор. В Гетеборге. Только ленивый не делал у него ставок. Потом наступили тяжелые времена, появилось АО «Тотализатор», и папе пришлось искать что-то другое. Он стал продавать велосипеды и автомобили. Если бы вы его повстречали, не забыли бы никогда.