Соседка обещала позаботиться о моих цветах и почте. Эррол подвез меня на своем «Мерседесе» с посольскими номерами. На заднее сиденье он небрежно бросил набор для гольфа, багажное отделение было занято моими вещами. Я вез с собой рабочую одежду, кое-какое тряпье на каждый день и костюм поприличнее для вечернего времяпрепровождения в клубе.
— Есть рриск, что в клубе ты будешш спускать все жаллованье, — сказал Эррол. — Это прощще простого.
— А можно получить скидку? — спросил я с надеждой.
— Вдругг и можжно. Но в баре у них железный парень. Cold type.
— Плохо. Ну да ладно, что-нибудь придумаю. По вечерам буду читать и работать.
Эррол засмеялся, очень по-датски.
— Это у тебя книжжки столлько весят?
— Килограммов пятнадцать, — ответил я.
— Пьятнаццать килограммов, — повторил Эррол. — Благодарью покоррно. Хоррошо, если аннотации успеешш прочитать.
— Ты недооцениваешь мой нравственный потенциал, — отозвался я.
В клубе меня представили челяди: прислужникам господина Бикмана с весьма неопределенным кругом обязанностей, официантам, работникам кухни и бармену, который и в самом деле оказался хладнокровным типом, словно бы в любую минуту готовым к драке. Называли его Рокс, но настоящее его имя было Рикард.
После осмотра роскошного здания наступила очередь автопарка. Моим провожатым был тридцатилетний любимчик шефа, имя которого я даже не пытался запомнить. Он говорил лишь о том, что мне не разрешалось и не следовало делать. Его речь являла собой странное отрицание бытия, его мир был полон запретов и нарушений. Я не должен был стричь ни так, ни этак, ни там, ни здесь, не должен был ездить слишком близко к клубу, чтобы не мешать гостям, мне запрещалось делать перерывы более пяти минут и категорически запрещалось загорать в зарослях над фэйрвэем.[3] Неплохо характеризовало этого типа и то, что сам он совершенно не соображал, как работают все эти машины. Речь шла о двух крупных тракторах марки «Вестингс» с прицепным механизмом для стрижки травы, небольшом тракторе «Смит энд Стивенс» с очень мягкими и широкими шинами — для лужаек, а также паре ручных приспособлений для особых случаев. Трава — особенно трава на поле для гольфа — это целая наука, как мне сообщили. В мои же обязанности входила только стрижка. Обнаружив голый участок земли или другое необъяснимое явление, я должен был немедленно сообщить об этом консультантам и экспертам, чтобы те явились с необходимыми лечебными средствами.
Следующим на очереди после автопарка было то самое бунгало, где мне предстояло расположиться. Я увидел весьма изысканное строение, расположенное ступенями на небольшом возвышении за клубом. В нескольких комнатах бунгало время от времени жили работники — или «the staff», как американизированный Любимчик называл прислугу. Однако большинство служащих курсировали между городом и клубом, и я вполне мог рассчитывать на покой и уединение.
В комнате почти весь день было солнечно, а из окна, которое выходило на восток, открывался шикарный вид: небольшая ложбина, где темно-зеленый фэйрвэй изгибался в сторону пятнадцатой отметки. Простая цель, утверждал Любимчик, можно справиться четвертым айроном. Он и сам однажды чуть не сыграл «хоул-ин-уан» именно в эту лунку. Как бы то ни было, вид открывался красивый и умиротворяющий, он вселял надежды на хорошее лето.
Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы освоиться на новом месте. Я научился ценить траву и презирать игроков в гольф. Их поведение неимоверно раздражало. Они насиловали мою траву. Но стоит ли о них? Трава зеленела. Вскоре я, словно гонщик, восседал за рулем крутого трехскоростного «Смит энд Стивенса» в шортах и футболке, загорелый, как Адонис, и довольный жизнью. Поначалу я работал на совесть, зарабатывая, как говорится, репутацию. Я научился самым элегантным образом управляться с машинами, изучив все индивидуальные особенности, из которых складывался характер каждой из них — такой же неповторимый, как и характер лошади, совершенно обезличенной для непосвященного. Одну следовало время от времени подталкивать, на другой — особым образом и в строго определенный момент переключать скорости, чтобы добиться плавного хода. Подростком я знал все, что только можно было знать, об американских драгстерах.[4] Выпуски «Старт энд спид» за три года были прочитаны мною от корки до корки. Теперь эти знания давали дивиденды.