В XIX веке люгер был отнесен к кораблям шестого ранга и служил на посылках. К этому времени он уже почти сошел со сцены.
В периоды войн люгера снабжались мощной артиллерией и использовались благодаря своей ничтожной осадке для обстрела береговых объектов. В этом случае их называли также канонерскими лодками.
Если люгер имел только одну мачту, предназначался для тех же задач, но имел вследствие своей малой величины артиллерию послабее, его именовали иолом.
В мирное время люгер использовался как лоцманское, рыболовное и каботажное судно. И, конечно же, как пиратское или каперское.
Английский рыболовный люгер конца XIX века.
Французский люгер примерно 1775 года.
Примерно в XVII веке, а может быть и раньше, французы заимствовали у греков через итальянцев тип судна средней величины, с той поры нередко считающийся французским, - трехмачтовую полакку, превратившуюся во Франции в полякру. Обычно она бывала трехмачтовой, причем мачты были цельными, без стеньг (их и называют полакка-мачтами), и поначалу имели латинскую парусную оснастку бригантины. Фок-мачта была заметно, под углом семьдесят пять градусов, отклонена назад и несла единственный громадный латинский парус, такой же, как на грот-мачте шассе-маре. Грот-мачта полякры со временем стала оснащаться тремя прямыми парусами, они - тоже как на шассе-маре - могли очень быстро убираться вместе с реями в случае надобности благодаря как раз тому, что мачта не имела стеньг, а следовательно и эзельгофта, и реи свободно скользили по ней до самой палубы. Оснастка бизани чаще всего представляла собою комбинацию первых двух: над косым главным парусом поднимался прямоугольный топсель - как на фрегате, а за корму выступал короткий, как на английских галеонах, «контрбушприт» для крепления косого паруса бизани, игравший, по существу, роль гика. Иногда парусное вооружение полякры делалось таким же, как у барка, в этом случае она, по примеру баркентины (шхуны-барка), называлась полякра-барком.
Французская полякра-шебека, 1679.
Середина XVII века стала звездным часом французского флота. К началу 1660-х годов он насчитывал шестьдесят линейных кораблей и сорок - остальных двух рангов. Это была эпоха, когда французские пираты диктовали условия договоров английским и голландским, когда они, практики, бывшие и настоящие, выступали консультантами французских корабелов; когда Жан Баттист Кольбер основал (в 1666 году, почти одновременно с экспериментом англичанина Энтони Дина, продемонстрировавшего на стапеле пользу математического подхода к строительству судов) парижскую Академию наук, первую во Франции, но сразу же затмившую британскую блестящими изысканиями своих ученых в части судостроения; когда был положен решительный конец кустарщине в этой области и дело встало на научную и серьезную основу; когда был внесен ряд существенных изменений в конструкции старых кораблей и созданы совершенно новые типы; когда корабельным дизайном ведал лучший живописец своего времени - Шарль Лебрен, умерший в 1690 году; когда начальником тулонской верфи был выдающийся скульптор, художник и инженер Пьер Пюже.
Эксперимент, начатый Кольбером, растянулся на полстолетия и был закончен в 1720 году, когда Академия наук учредила крупные премии за наиболее заметные труды, способствующие развитию теории судостроения и смежных наук. Судостроение стало во Франции точной наукой и даже отраслью искусства - кроме Лебрена и Пюже в ряду «морских акушеров» мы видим скульпторов Никола Леврэ (он координировал все резные и ваятельные работы в Арсенале) и Франсуа Жирардо, декораторов и художников Раймона Ромбо-Ланженё и Жана Баггиста де ла Роза, Жана Берена и Жозефа Хюбака, отца и сына Кафьери - Филипа и Франсуа Шарля. За год до смерти Лебрена и через шесть лет после смерти Кольбера, 15 апреля 1689 года, Людовик XIV специальным указом учредил звание «инженер-конструктора флота» для тех, кто строил личные корабли его величества, а позднее - для тех, кто работал на королевских верфях. К этому времени флот удвоился количественно по сравнению с началом 1660-х годов. Торговые корабли почти невозможно стало отличить от военных, особенно фрегатов (потому-то Бугенвиль, недолго думая, попытался выдать свой «Будёз» за торговое судно, когда повстречал Картерета), а на верфях шли непрерывные опыты по «удвоению» его качества и боевой мощи.