Выбрать главу

Испанская карта XVI века.

Но кровопускания «золотым флотам» продолжались. Эти флоты стали теперь исчезать один за другим, но должно было пройти еще пятнадцать лет, прежде чем твердолобые испанские монархи признали свое бессилие перед пиратами в собственных, как они считали, водах. Никакие молитвы «Мадонне мореплавателей», превосходно изображенный в 1530-1535 годах Алехо Фернандесом и помещенной в капелле севильского Алькасара (где она благополучно пребывает по сей день), не помогали. Лишь в 1537 году Карл осознал наконец всю серьезность сложившейся ситуации и ввел нерушимые правила для своих капитанов. Ни один из них не имел теперь права совершать сквозные одиночные рейсы через океан, «золотые и серебряные флоты» (не менее трех десятков судов) стали сопровождаться конвоями, а в состав каждого экипажа отныне включали определенное число - в зависимости от ценности груза - вооруженных до зубов солдат. Это было возрождение античной противопиратской практики, известной и в Средние века под названием «адмиральство». Вот и теперь капитаны галеонов выбирали из своей среды старшего - адмирала. С этого времени положение резко изменилось. Да и сами эти флоты существенно изменились - в них стали явно преобладать огромные галеоны, способные заменить собою не одну каравеллу и тем свести до минимума количество рейсов. Так было рентабельнее для севильских магнатов. Но так было рентабельнее и для пиратов. На тридцать седьмой параллели северного полушария всегда можно было увидать английский корабль, терпеливо выжидающий своего часа.

Английское наречие зазвучало на морях еще в 1497 году, почти за четверть века до дебюта Магеллана. Основанная в 1485 году в Дептфорде (теперь в черте Большого Лондона) Генрихом VII верфь с первоклассными доками (это в них работал в 1698 году Петр I) один за другим спускала со своих стапелей высокомореходные корабли. И вот теперь, в 1497 году, бристольские купцы с согласия того же Генриха VII, который был непрочь обзавестись собственным Колумбом, снарядили экспедицию на поиски западного морского пути в Индию и Китай. Первую, но не последнюю. Ее возглавил уже упоминавшийся генуэзец (стало быть, земляк Колумба) Джованни Габотто, ставший в Англии Джоном Каботом. В этом и следующем годах он открывает Лабрадор, остров Ньюфаундленд с его рыбообильной банкой (с 1504 года эта банка была, можно сказать, оккупирована бретонским рыбаками) и солидный кусок североамериканского побережья.

Однако сыну Кабота и участнику его экспедиции, Себастьяну, человеку крайне честолюбивому и склонному к всяческой саморекламе, претили черная неблагодарность и скупердяйство английского короля. Он переселился в 1518 году в Испанию, где был пожалован званием «первого кормчего Кастилии», и в 1526-1530 годах нанес на испанские карты реки Ла-Плата, Парана и Парагвай. А уже два года спустя Альмагро и Писарро выступили на завоевание перуанской империи инков, чтобы бросить ее к августейшим стопам.

Весной 1536 года каравелла «Сантьяго» под командованием Эрнандо Грихальвы, доставившая в Перу припасы для Писарро, отбыла из порта Пайты в западном направлении без определенной цели. Скорее всего, Писарро или сам Грихальва вздумали примерь к себе лавры Колумба: а вдруг и их ожидает где-нибудь на западе еще один неведомый континент! Открытый в этом безумном плавании архипелаг, получивший впоследствии название Лайн, казалось, и впрямь явился им улыбкой Фортуны: ведь и Колумб нашел поначалу всего лишь россыпь островов.

Еще немного - и была бы обнаружена Новая Гвинея. Однако ужасные условия плавания, недостаток воды и съестного привели к бунту на борту «Сантьяго». Грихальва был зверски убит своей командой, но жертва эта была бессмысленной: обратного пути не было, слишком далеко углубились испанцы в южные воды...

Открытие Новой Гвинеи не состоялось, хотя люди Грихальвы, сами того не подозревая, все же достигли ее. У нынешнего полуострова Чендравасих, или Доберай, венчающего ее северо-западную оконечность, «Сантьяго» в самом буквальном смысле этого слова развалился на части. Те, кому посчастливилось выбраться на берег, угодили в плен к папуасам, так и не узнав, где они находятся. Год-другой спустя семерых уцелевших от цинги и иных невзгод выкупил губернатор Молукк Антониу Галван. Судьба их неизвестна. Возможно, они умерли в португальской тюрьме: так бывало не единожды...

Здесь уместно попутно заметить, что в эти годы, а точнее в 1543 году, испанцы упустили блестящую возможность сделаться властителями морей на долгие-долгие годы: именно тогда в Барселоне местный изобретатель Бласко де Гарлай, как сообщают архивные документы, демонстрировал большое колесо, снабженное лопастями и приводившееся в движение силой пара. Но эта поистине эпохальная новинка (если только документы не сфальсифицированы задним числом) не привлекла внимания судостроителей и рассматривалась в лучшем случае как курьез, цирковой аттракцион. К счастью для изобретателя, не привлекла она и внимания инквизиции.