Наиболее, пожалуй, подробные и достоверные сведения о последней экспедиции Хокинса можно найти в одном сообщении из Севильи, составленном на основе нескольких писем из Виго - портового города на берегу одноименной бухты на северо-западном побережье Пиренейского полуострова - и датированном 21 января 1569 года. В нем красочно повествуется, как в минувшем году «один англичанин» (видно, он забыл представиться испанцам) на восьми хорошо оснащенных кораблях (тогда как их было только шесть, если только к Хокинсу по пути не присоединились еще два океанских бродяги) отправился в португальскую Гвинею, где обменял прихваченные для этого случая товары на полторы тысячи чернокожих (по другим данным, их было не более пятисот), а затем повернул к Новой Испании: он надеялся сбыть там свой живой товар с рук с немалой прибылью. Было лишь одно затруднение - всякая торговля на испанских землях всем, кто не принадлежал к числу подданных его католического величества, была заказана строго-настрого.
Хокинс разрубил сей гордиев узел с блеском и не без остроумия. Он оккупировал со своими молодцами маленький, но хорошо укрепленный испанцами островок Сан-Хуан-де-Луа, лежащий строго на трассе «золотого флота» и господствующий над узким проходом к гавани Веракрус, расставил в нужных местах свои корабли, превратившиеся по существу в плавучие крепости, а на самом острове ему сослужили славную службу испанские пушки, державшие под прицелом узкий проход. Когда испанский флот, насчитывавший традиционные три десятка кораблей, приблизился к острову, англичанин вступил с капитан-генералом в переговоры, и, так как испанцы могли войти в гавань Веракрус только с согласия англичан (совершенно дикая ситуация!), Хокинс вскоре бережно уложил в карман своего камзола составленное по всей форме разрешение на беспошлинную распродажу рабов и беспрепятственный вывоз вырученных за них монет. А поскольку высокие договаривающиеся стороны исповедовали неодинаковые нравственные идеалы, то они для верности обменялись еще и дюжиной заложников.
И не напрасно. Уже несколько дней спустя испанский гранд, терзаясь угрызениями совести и перспективой объяснения с королем, приказал изготовить семь трухлявых брандеров и пустить их по ветру к стоянке английских кораблей. Но там были начеку, и прежде чем брандеры достигли цели, четыре ближайших испанских корабля из тринадцати тихо отправились на дно бухты. Англичане же, целые и невредимые, с двенадцатью заложниками на борту неторопливо отбыли восвояси, увозя с собою выручку и часть нераспроданных невольников.
Однако, говорится в севильском документе, на обратном нуги английские корабли были рассеяны жесточайшим штормом, так что больше никто никогда их не видел. Только флагман, единственный, добрался-таки до Виго с умиравшей от голода и лишений командой и оттуда, подремонтировавшись и запасшись всем необходимым, взял курс на Англию. По словам севильского наблюдателя, еще два-три дня - и этот корабль рассыпался бы на части!
Насколько можно доверять севильскому документу? Попутно уже были отмечены некоторые его неточности - если только считать стопроцентной истиной английские свидетельства, например записки самого Хокинса. Бесспорно неточен в нем финал: уцелело не одно, а два английских судна. Это были «Миньон» и «Юдифь». Впрочем, они вернулись порознь, и в бухту Виго действительно вошло только одно. Судя по письму, то был «Миньон» Хокинса. Своим спасением экипажи этих кораблей обязаны мастерству своих капитанов, хотя их состояние по прибытии в Европу испанцы описали, по-видимому, достаточно верно. Самое же непонятное в этой истории - ремонт английского пиратского корабля в испанском порту. Но факт остается фактом.