Теряя шаг за шагом свои позиции в вест-индских морях, испанцы совершали эпохальные открытия на пути к Южной Земле. В 1565 году они основали колонию на архипелаге Сан-Лазар, открытом Магелланом. С воцарением Филиппа II эти острова были верноподданнически переименованы в Филиппинские. Раджа злосчастного острова Себу отныне и навсегда признал власть смутно представляемой им метрополии. В том же году Алонсо де Арельяно на «Сан Лукаре» и тремя месяцами позже Андрее де Урданета на «Сан Педро» уверенной рукой провели свои корабли от Филиппин до Калифорнии и оттуда с устойчивым западным пассатом до мексиканского порта Акапулько. Так была проложена постоянная трасса «флота пряностей и шелка». Этот путь занимал до трех месяцев при плавании к Филиппинам и вдвое больше времени - в противоположном направлении.
Морская звезда Испании быстро тускнела, становясь уже совсем плохо различимой в Атлантике. Еще хуже обстояли, впрочем, дела у португальцев. Упоминавшееся нападение французских корсаров на острова Сан-Томе и Принсипи заставило их всерьез заняться укреплением своих морских рубежей. Но время было упущено. Уже в следующем, 1567 году пираты вновь подошли к этим островам, многократно усилив свою эскадру, и захватили столицу Сан-Томе. Не только захватили, но и, как водится, основательно ее разграбили, а затем подожгли. Только чудо могло помочь португальцам. И оно произошло. Отступая, жители отравили источники и колодцы, лишив пришельцев пресной воды, а главное - щедро подсыпали яду в вино, до коего всегда были охочи морские бродяги. Улицы и площади поруганного города запестрели камзолами умиравших в страшных корчах пиратов. Оставшиеся в живых бежали, охваченные суеверным ужасом, осеняя себя крестным знамением. Сан-Томе, а заодно и Принсипи были спасены, они остались португальскими еще по крайней мере на три десятилетия.
Но предпринятая в те же годы попытка португальцев закрепиться в дальневосточных морях провалилась. При даймё (князе) Сумитадзе Омуре, правившем в 1553-1581 годах, был, правда, заложен портовый город Нагасаки на месте рыбачьего поселка. И наверняка не без участия португальцев, от которых этот князь, первый из крупных правителей Японии, принял крещение. Но дальше этого дело не пошло. Япония не стала португальской, как, например, Бразилия или Ангола.
19 ноября того же 1567 года, когда португальцы решали свои проблемы в Гвинейском заливе, а Хокинс, Лоувелл и Дрейк совершали свои художества в других частях Атлантики, по приказу вице-короля Перу Гарсии де Кастро из гавани Кальяо на поиски лежащих к западу неведомых земель вывел свои галеоны «Лос Рейес» («Волхвы») и «Тодос Сантос» («Все святые») его двадцатипятилетний племянник Альваро де Менданья и Нейра. На шестьдесят второй день плавания был открыт архипелаг Тувалу, а еще через три недели - острова, то ли искренне принятые Менданьей за золотоносный неуловимый, такой желанный и долгожданный библейский Офир и названные поэтому Соломоновыми, то ли Менданья по возвращении просто пожелал представить экспедицию в хоть сколько-нибудь достойном свете и не пожалел красок при описании новооткрытых земель, после чего острова и получили это имя, а Менданья был назначен их губернатором. Здесь его флот (если можно так назвать два судна) увеличился: для исследования окрестных островов был построен бриг (испанцы везли с собой для такого случая запасной рангоут, такелаж и опытных корабелов). Золотой мираж рассеялся быстро, и 11 августа испанцы легли на обратный курс - к Перу. Три недели, немилосердно гонимые юго-восточным пассатом, неслись они в беспредельность. И грянул неизбежный бунт. Кормчие дружно потребовали изменить направление. Менданья вынужден был уступить, и... 17 сентября его корабли прибыли к еще одним неведомым островам - теперешним Маршалловым!
Сам Господь дует в паруса племянника вице-короля, не иначе! Слишком много открытий за один рейс. Да каких! Их ведь и оценить-то сполна сумели лишь много лет спустя...
Однако это все же опрометчиво - чересчур долго искушать судьбу, она этого не любит и не прощает. Расплата наступила 16 октября. Сумасшедшая буря перемешала море с небом. «Тодос Сантос» исчез. «Лос Рейес», без единой шлюпки (их смыли первые же волны), с искалеченным рангоутом и изодранным в клочья такелажем дал сильную течь. Трое суток мотался он по прихоти ветра и моря. Что ни день - за борт летели трупы. Не было воды. Жажда и цинга. Голод и жажда. Один матрос повредился в рассудке, остальные глядели на него и с ужасом вслушивались в его невнятный бред, истово молясь о том, чтобы их миновала чаша сия...