А когда Тони вернулся, я попросила его рассказать мне все о гениях за Круглым столом. И оказалось, что он их достаточно хорошо знает, поскольку все они его очень любят. Ну, то есть я хочу сказать, что всех других официантов всегда больше интересуют «чаевые», чем разговоры их клиентов, и тот официант, который работал здесь до Тони, был довольно грубым греком из Сардонополиса, которого культура не интересовала. Но Тони — тот другой, и он все слушает, и слышит даже больше, чем сами гении, которые так заняты придумыванием умных замечаний, что просто не имеют времени кого-то слушать.
Итак, первым гением, который появился в ресторане, был Джо Крэборн, великий писатель, каждый день пишущий в газете длинные колонки обо всем на свете. Ну, то есть я хочу сказать, что пишет он так, как будто все это случается с его друзьями. Потому что это очень, очень нравится мистеру Крэборну — заставлять всех думать, что ЕГО друзья — это такие гении, которых не сравнишь с другими. Так что не проходит дня, чтобы один из друзей великого писателя Крэборна не упоминался в какой-нибудь колонке, и все, кто их читает, всегда могут узнать, чем были заняты друзья писателя в любое время дня и ночи.
Ну и, естественно, его друзья всегда стараются нарочно сделать что-нибудь такое, о чем было бы интересно почитать. Ну, например, устроить соревнование по блошиным бегам, или шарады на вечеринках друг у друга, или провести смешной чемпионат по крокету в Центральном парке, где вы можете сразиться с любым из них.
Следующим гением был театральный критик Гарри Эпплбай. Его работа — «открывать» девушек, похожих на Дузе. А это довольно трудно делать, потому что если вы «открываете» девушку, то она, естественно, должна быть молодой, а когда девушка очень молода, она не может петь так, как Дузе. Но мистер Эпплбай всегда прощает этот недостаток, если девушка достаточно мила во всех других отношениях. Потому что больше всего на свете этот великий критик любит актрис, и даже актеров, если они очаровательны. А если вдобавок и сама пьеса очаровательна, то он чувствует, что расцвет драмы наконец-то наступил. Так что Тони очень любит слушать мистера Эпплбая, потому что потом может писать своему кузену в Афины, что мистер Эпплбай — это почти Софокл.
Ну, то есть я хочу сказать, что он так пишет, чтобы кузену было понятно, потому что Тони говорит, что его кузен — неграмотный парень и он не больше знает о том, что мистер Эпплбай — знаменитый гений из «Алгонкин-отеля», чем мистер Эпплбай — о том, что Софокл это знаменитый гений в Греции.
Тут появился следующий литературный гений — Питер Худ, писатель, всегда влюбленный в какую-нибудь девушку. А когда этот гений бывает влюблен в настоящую леди, то Тони говорит, что тут и начинается кино, потому что он не может просто взять и сбежать, и завести с ней роман, и держать язык за зубами, как это сделал бы любой официант. Нет, ему нужно все это обсудить с женой, а потом они вместе идут к психоаналитикам, а потом обсуждают все это с друзьями, но так никогда и не могут прийти к какому-нибудь выводу.
Ну и наконец все гении были в сборе. И то, как они беседовали друг с другом, было просто удивительно.
Потому что, во-первых, один из гениев спросил другого: «Что за потрясающе смешную вещь сказал ты в прошлый вторник?» И тогда этот другой гений повторяет свое высказывание, и все вокруг смеются. А потом наступает его очередь спрашивать: «А что за ужасно умную вещь ты выдал в пятницу?» Ну а затем и другие гении получают возможность высказаться, и все это было похоже на игру в мяч, так что каждый из гениев имел возможность поговорить о себе.
Но потом появился мистер Эрнест Бойд и сел прямо за их столик. И я уверена, что ему не обрадовались, потому что он был одним из участников вечеринки у мистера Натана в Джерси и весь вечер пел там самые неприличные песни. Поэтому разве мог такой человек, как он, оценить беседу, которую вели здесь гении? Но он и в самом деле, кажется, смеялся громче всех. Ну, то есть я хочу сказать, что он смеялся даже тогда, когда никто ничего не говорил, так что в конце концов гении стали смотреть на него довольно хмуро.
Ну а потом они стали обсуждать свое знаменитое путешествие в Европу, где они замечательно провели время, потому что всюду, куда бы они ни приезжали, они могли сидеть в отеле, играть в умные игры и вспоминать Нью-Йорк. И я считаю, что это восхитительно — иметь так много внутренних ресурсов, чтобы никогда не давать себе труда попытаться увидеть что-то новое.
А потом заговорил мистер Бойд и спросил: «Каких ребят-литераторов вы встретили, когда были за границей?» Нет, мистер Бойд просто не знает этикета и того, как следует вести беседу, и он продолжал задавать вопросы, на которые почти не отвечали. Но оказалось, что у одного из гениев есть письмо для одного из литераторов по имени Джеймс Джойс, но что он и не собирается брать на себя труд передавать его по адресу. Потому что он говорит, что, в конце концов, этот Джеймс Джойс с ним даже незнаком, и почему надо брать на себя труд встречаться с кем-то, кто так мало знает об «Алгонкин-отеле», что может подумать, что речь идет о племени нецивилизованных индейцев? Но мистер Бойд опять влез в беседу и сказал: «Почему бы вам не воспользоваться удобным случаем и не встретиться с ним? Ведь у него наверняка есть что сказать».