Джереми сидел на ступеньках, ничем не выделяясь из числа собравшихся. С приходом Вилены и рождением ребёнка Лянов он начал обращать больше внимания на людей. Раньше они были для него будто бы черно-белы, размыты, а теперь стали чёткими и цветными. Он принял это как данность.
Атье, совсем молоденький улели, помогал отцу. Джереми видел постоянные маленькие знаки внимания, которые эти двое оказывали друг другу: носовой платок, стакан воды, вовремя пододвинутая табуретка, лёгкое прикосновение руки к плечу. Родные. Джереми учился. Он весь день сидел и смотрел и к вечеру увидел, что за форму создают руки мастера из сцепления мраморных зёрен.
— Ну вот, — сказал Висмарин, когда Джереми и Вилена подошли нему на закате.
Висмарин проработал шестнадцать часов, и вид у него был не от мира сего. Он взял стакан воды, выпил и обвёл в воздухе усталую дугу, которая должна была охватить горизонт. Несколько капель упало в пыль.
— Вижу, — сказал Джереми.
— Это… — Висмарин указал на верхнюю треть плиты, — это посёлок. Видишь — люди и всякие вещи. Домашние животные. Видишь, кошки, собаки… мыши.
Джереми кивнул. Он видел.
— Ниже, видишь, машины. Одни живые, другие спят. Те, что спят — эти глубже.
— Озеро тоже тут, — восхищённо сказала Вилена и показала рукой на розовую рыбу.
— Озеро тоже. И трава на терриконах. Реактор и силовые поля. Подземный свет.
— Машинный свет. И памятник здесь, — сказал Джереми.
Теперь он видел, чей этот памятник на самом деле.
— Памятник на своём месте.
Висмарин уронил руку, пропустив низ скульптуры.
— А это? — спросила Вилена. — Внизу платформа? А эти узоры… корни?
— Корни Мирамара, — сказал Висмарин. — Да, платформа. Корни, камень. Массив. Лабиринт.
— Вот это…
Джереми показал в основание скульптуры. Там переплелись каменные лучи, дремучие и живые, как корни прадавнего леса. Где-то внутри их держал, поглощал, излучал невидимый центр.
— Что это, внутри?
— Это — кто, — ответил Висмарин. — Кто. Сердце этого мира.
— Джереми, это ты, — сказала Вилена.
Время есть доказательство чувства — симпатии, дружбы, любви. То время, которое человек находит возможным уделить другому человеку, и есть мерило их отношений. Джереми обнаружил, что для него не представляет никакого труда уделять время Вилене, и напротив, трудно бывает быть без неё. Улели поселились на первом этаже монастыря, в пустых комнатах ушедших коммунаров. Вилена вскоре переехала поближе к Джереми, на третий этаж. Днём они наблюдали за работой Висмарина, сидя рядом друг с другом на плоских широких ступенях здания.
Висмарин теперь работал медленно, спокойно и неутомимо. Для каждой плоскости и каждой линии статуи у него были несчётные минуты, часы и дни. Джереми без отрыва наблюдал за руками мастера и понял, в чём разница между ними как скульпторами. Висмарин был не просто более талантлив и опытен. Он иначе подходил к делу. Все формы, которые он извлекал из камня, были неповторимо индивидуальны, с собственными морщинками, изгибами, своим характером, своей судьбой. Даже травинки различались.
— Висмарину уже четыреста лет, — приободрила Джереми Вилена, когда он поделился с ней этими наблюдениями. — Теперь, когда люди перестали быстро стареть и умирать, у тебя тоже есть прорва времени. И ты так сумеешь, если захочешь.
— Нет, — сказал Джереми. — И будь у меня всё время Вселенной, я б так не сумел. Смотри: он создаёт из камня Мирамар. Не любой мир, а именно этот. А у меня вышел бы мир вообще. Мир на примере Мирамара. Понимаешь? Я извлекаю на свет типичное, а он — особенное. Мы по-разному смотрим на вещи.
— Ты ему завидуешь? — как всегда, прямо спросила Вилена.
Она сидела чуть ниже его и озорно глядела на него снизу вверх, наискосок. Джереми прислушался к себе.
— Да. Мне хотелось бы так уметь. Однако я умею то, что ему не под силу и никогда не будет под силу. Скоро зависть умрёт.
Он не хотел уточнять, что это были за умения, но она сама вспомнила:
— Правда. Висмарин не сумел бы убить того крестоносца.
Висмарин прежде всего не сумел бы подвернуться под тот самый край той стрелы, подумал Джереми; но это была ещё более трудная тема. Он сам её не совсем понимал.