Брант перестал кричать и стоял, покачиваясь, с ножом во все еще поднятой руке.
Впрочем, это был уже не Брант и даже не Пеппино, а безымянное и безликое чудовище. Жуткое месиво ободранных и рассеченных мышц и кровоточащих сосудов казалось в лунном свете практически черным, и Малколм был рад, что такое освещение не позволяет рассмотреть детали. Впрочем, он отчетливо видел треугольную дыру с вертикальной перегородкой на месте носа (оттуда сочилась кровавая слизь) и чудовищный, буквально от уха до уха, оскал безгубого рта с необычайно длинными, торчащими из голых десен зубами, блестящими от крови и слюны.
— Зони, — хрипло потребовал Брант.
«Ну уж нет, — подумал Малколм, — надо убираться отсюда поскорее. Если эти крики кто-нибудь слышал, то наверняка уже вызвал полицию. А если этот тип тут сдохнет, то туда ему и дорога!» Малколм сделал еще один шаг назад, потом еще. Брант пошатнулся; казалось, он сейчас упадет.
«А если не сдохнет сам, добить и спрятать тело, — мелькнуло в голове Малколма. — Нечего копам совать сюда нос. Если только они и в самом деле не мчатся уже сюда. Как далеко разносятся крики над водой?» Малколм обернулся и бросил взгляд через озеро, словно пытаясь разглядеть огни полицейских мигалок на том берегу. Нет, если оттуда кто-то и услышал, то едва ли мог понять, откуда именно донеслись крики. Полиция не станет прочесывать все окрестности по звонку «до меня донеслись какие-то крики издалека». Значит…
Малколм одновременно услышал шорох и уловил движение краем глаза, но среагировать уже не успел. Брант, казавшийся уже теряющим сознание, вдруг молниеносным броском подлетел к нему, шмыгнул за спину и обхватил левой рукой за грудь, а правой прижал окровавленный нож к горлу Малколма. Рюкзак, по-прежнему висевший за спиной у юноши, был не настолько толстым, чтобы этому помешать.
— Джессика! — закричал Брант. — Он нужен тее? Еняю! Ео жизнь на жизнь Грэйс!
«Он совсем спятил, — подумал Малколм. — Даже если бы Джессика согласилась, каким образом она дала бы ему это знать?»
Он явственно чувствовал запах крови и пота Бранта. И остроту ножа, да. Тот был чертовски острым.
— Ты так ничего не добьешься, — выдавил из себя Малколм, стараясь сохранять полную неподвижность.
— Заткнись, — рявкнул Брант, прижимая нож еще сильнее; на сей раз, кажется, лезвие разрезало кожу. Впрочем, он тут же переменил решение: — Скажи ей, что я ерережу тее глотку, если она не согласится!
— Джессика, он правда это сделает! — послушно крикнул Малколм и добавил про себя: «Ну, чего же ты медлишь? Убей его скорее! Сердечный приступ или что там! К черту его мучения, убей его ПРЯМО СЕЙЧАС!»
Настала удивительная после всех только что звучавших криков — хотя и куда более естественная для осеннего ночного парка — тишина. И в этой тишине вдруг заиграла музыка.
«Мобильник, — сообразил Малколм. — Не мой. (Рингтон был незнакомый.) Кто-то звонит ему…»
И тут произошло невероятное. Человек, только что срезавший подчистую собственное лицо и теперь прижимавший тот же самый нож к горлу другого человека, отвлекся от всего этого, чтобы ответить на звонок.
Рука, обхватывавшая Малколма поперек груди, скользнула назад, очевидно, в карман Бранта. Вторая рука еще прижимала нож к шее юноши, но и она на миг как-то расслабилась, и Малколм воспользовался этим моментом, чтобы вцепиться в нее обеими руками, стиснув кулак с ножом и запястье своего врага. Двумя руками он без большого труда отогнул руку Бранта и вывернулся из-под нее, разворачиваясь к нему лицом и не ослабляя собственную хватку. Брант продолжал бороться с ним, пытаясь вырвать руку с ножом и в то же время поднести к уху мобильник. Получалось у него не очень хорошо, ибо большинство людей плохо умеют выполнять качественно разные действия двумя руками одновременно. Основное внимание Бранта сосредоточилось на телефоне — ему удалось, наконец, нажать кнопку и сказать «да»; правую руку с ножом, направленным в прежнюю сторону — туда, где еще недавно была шея Малколма — он продолжал машинально тянуть на себя, противостоя усилиям юноши, старавшегося отогнуть ее еще больше. Как только это усилие Бранта достигло максимума, Малколм резко сменил направление своей собственной силы на противоположное. Среагировать Брант не успел. Нож мелькнул в воздухе, направляемый силой сразу трех рук, и вонзился в кадык своего владельца.
Теплая кровь брызнула Малколму на руки (и без того уже перепачканные ею же), и он машинально разжал пальцы и отступил. Брант выронил мобильник и попытался выдернуть нож из собственного горла. Со второй попытки ему это удалось; кровь тут же ударила пульсирующим фонтаном. Брант сделал, словно пьяный, шаг вперед, затем назад и рухнул навзничь.
Кровавый фонтан брызнул еще несколько раз, с каждым разом все слабее, и иссяк. Все было кончено.
Малколм вдруг почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но, сглотнув несколько раз, сумел удержаться от рвоты. «Хорошо, — подумалось ему. — Не стоит оставлять здесь свои… биологические следы. Хотя следов тут, наверное, и без того… он меня хватал, я его… на ноже вроде бы моих отпечатков быть не должно, но все равно… Нет, с моей стороны это, конечно, самооборона, и вообще он в общем-то сам себя зарезал. Но каково будет убеждать в этом полицию? Тут уже даже не скажешь, что просто случайно проходил мимо и услышал крики…» У Малколма вдруг мелькнула мысль, что его ситуация напоминает ту, в которой оказалась Триша после самоубийства Джессики, только стороны поменялись местами. И пусть даже его в итоге оправдают, он совершенно не хочет проходить через то же, что и Макмердон. Кажется, она провела в тюрьме больше полугода… Нет, вмешивать полицию не следует категорически!
Значит, надо, как он уже подумал, избавиться от тела. Закопать его где-нибудь в лесу не получится — у него нет лопаты, и ночью негде ее раздобыть. Тогда остается утопить в озере, и лучше подальше отсюда. Рано или поздно, конечно, труп все равно найдут — но спустя недели или месяцы в воде на нем не останется уже никаких следов, позволяющих выйти на Малколма… Если разложение зайдет достаточно далеко, то и личность самого мертвеца вряд ли определят, несмотря на то, что у полиции есть его отпечатки пальцев. Хотя это как раз не критично — Брант, по всей видимости, не знал даже имени Малколма, и никаких документов или свидетельских показаний, связывающих этих двоих, не существует. Надо просто не допустить, чтобы полиция начала расследование по горячим следам и именно в районе скамейки Джессики.
Малколм сгрузил свой рюкзак на землю и присел на корточки рядом с трупом, думая, надо ли забрать документы Бранта. Пожалуй, все-таки нет: если копы установят его личность, то скорее станут искать кого-то из прошлого Бранта, нежели никак с ним не связанного студента местного университета. Однако надо все-таки обшарить его карманы и убедиться, что у него нет при себе ничего, указывающего на Малколма. Скажем, фотографии, сделанной во время слежки из-за деревьев… хотя — кто в наше время делает бумажные фотографии? Мобильник — вот где могут быть снимки!
Малколм принялся озираться в поисках упавшего телефона, и тут же, словно в ответ на его мысль, среди гниющей листвы засветился сиреневым маленький экранчик и мгновением спустя заиграла уже знакомая мелодия. Малколм поднял мобильник и прочитал имя звонящего — «Д-р Блюменштраусс». Надо же, мелькнуло в голове у Малколма, он вбил такое длинное имя в контакт-лист полностью, не прибегая к сокращениям — впрочем, о почтении Бранта к доктору куда наглядней говорил тот факт, что именно желание безотлагательно выслушать звонок от него стоило Бранту жизни. Если, конечно, тот звонок тоже был от него — но, скорее всего, Блюменштрауссу был выделен персональный рингтон…
Не особо задумываясь, не станет ли это лишней уликой, Малколм поднес трубку к уху и нажал кнопку приема.
— Фред? Фред, вы меня слышите? Это доктор Блюменштраусс.
В трубке возникла выжидательная пауза, и Малколм вынужден был буркнуть что-то утвердительное, надеясь, что по этому короткому звуку абонент не поймет, что говорит с другим.